Смерть во сне
Шрифт:
– С одной стороны, свои, а с другой – отдельная страна, так что ты, Артем, Ваську не путай. Правильно он говорит, тетка за границей была.
– Дядь Юр, ну ты серьезно сейчас?
– Да шучу, шучу. Я ж сам в союзе столько лет-то прожил, до сих пор все республики как свою страну воспринимаю.
– Таких сейчас немного осталось, все уже, смирись.
– Э, нет, ошибаешься, Артем. Вот тебе случай. Я как-то с одним человеком работал, он все уши протрубил, что родом из СССР, и законы России на него не распространяются, паспорт даже советский сберег, конституцию с собой таскал.
– И как же он тогда живет?
– А как? Так и жил, пока разок его не грабанули, так сразу в ментуру пошел просить защищать по закону, и как раз к закону-то Российскому уповал. Вот тебе и убеждения.
– М-да, темный народ, – довольно произнес Илья.
– Хватает. А ты вот что расскажи, там же ведь, в Европе-то, народ другой совсем. Приличнее наших? – пытал про Европу дядя Юра, не сильно желая дальше обсуждать Белоруссию да Турцию.
– Те, что коренные, да, конечно. С эмигрантами сложнее, смотреть надо, – с удовольствием подхватил тему Илья.
– Эмигранты, оно понятно, – толковал дядя Юра, – про них и разговору нет. А вот, знаешь, как у них там с точки зрения культуры профессионального роста?
– В смысле, карьеры?
– Ну да. У нас на работе много молодежи теперь, да не все работать хотят. Наши, вон, зенки выпучат, да только деньги давай и должности. А кто свой, родственник, значит, чей-то, тот как бы и сам собой поднимается. Глянешь – а он уже начальничек или депутатишка. Там же не так, небось? Культура там?
– Нет-нет, там народ другой, – продолжил любимейшую тему Илья, – там важно не только, сколько заработаешь, а скажу так, социально-культурное важно, чтобы ты был человек подобающий. Они и работают, и живут честно. Ничего там плохого нет. Заявляю: в Европе нет никаких пороков у людей!
– Прямо совсем, что ли, никаких? – достаточно серьезно засомневался Вася.
– Абсолютно. Там живет человек другого уровня, русским до них ни в жизнь не дотянуть.
Такие разговоры навели неловкость в общество, смутив легкое общение, при всем том, что собеседники Ильи могли в чем-то с ним согласиться, но все же, разделить такое одиозное мнение никоим образом не смели. Илья, в свою очередь, о Европе, как и России, знал на удивление мало, но только если при мыслях о родной стране он предпочитал думать только о плохом, то, размышляя о Европе, делал все наоборот, – думал только о хорошем. Холодную оценку он давать не умел да и не хотел, а потому впадал в крайности.
– У нас просто люди совсем другие, это важно понимать, ребята, – прокомментировал дядя Юра, – и сравнивать одних с другими можно, но это будет так себе. Мы ж всегда жили совершенно по-разному. Иногда, в правду, объяснить некоторые поступки я и сам не могу.
– Это какие, например? – спросил Артем.
– Да вот про отношение к жизни хотя бы. Ну не привык наш человек наслаждаться ею и не умеет, а привык только выживать. Отсюда уже тебе море расхождений.
– Это ты к чему?
– К тому, что ментальность у нас на корню разная.
– Ну, приведи пример!
– Да вот: в моем городе было полно старух, обитавших за гранью бедности. У них отрезали газ за неуплату, они не включали света и воды, почти не ели, носили лохмотья и так и умирали. Но после смерти у бабок обнаруживались такие капиталы, что последние лет тридцать они могли жить не просто не бедно, но с размахом. Есть лобстеров по утрам и шампанским Вдова Клико запивать. И ладно, если обнаруженные деньги еще от этого государства, а не от развалившегося.
– Объяснить это очень даже можно, – спокойно заявил Артем.
– Допустим. Но объяснить и в правду можно, но понять, понять можно?
– Никак нет, – отчеканил Артем.
– Вот и я говорю. Илья, видано такое в Европе той?
– Я уверен, что такой абсурдной глупости ни с единым европейцем произойти не могло, – важно резюмировал Илья.
– Наши, что же, глупее, выходит? – разочарованно спросил Вася.
– Однозначно, – подтвердил Илья.
– Темные мы просто да и страдали-то всегда. Привыкли, что жить надо так и никак иначе. Молодежь, вроде вас, она еще умеет быть современной, а бабки эти, как в те годы не умели, так не умеют и сейчас. Думаешь, мало их еще с причудами?
– Да, это просто позор. В Европе такого и близко нет. А что на уме у русских, объяснить невозможно, – не унимался Илья.
– Сейчас должен Гришка появиться, – загадочно сказал дядя Юра, – он вам что хотите объяснит и расскажет, мужик он умный, пьет только много.
– Не появится, – буркнул Вася.
– Чего, опять валяется у калитки пьяный? – в шутку спросил дядя Юра.
– Не, его ж сегодня менты забрали.
– За что это? – удивился Артем.
– Говорят, кассу взял в редакции газеты.
– Гришка кассу взял? – еще сильнее удивился Артем.
– Не верю, – заявил дядя Юра.
– Да там и понятно, что не он. Но, похоже, посадят его, – все нагнетал Вася, наслаждаясь моментом своей осведомленности.
– Так откуда информация, давай точнее? – серьезно насел на него Артем.
– Да мамка с работы пришла, рассказывает: Зинка их, бухгалтер, подняла хай, что из кассы пропало 26 385 рублей 19 копеек (столько, вроде бы). Говорит, похоже, растрата, но та не созналась. А там Гришка пьяный ходил, стихи какие-то на публикацию принес, на него и показали. Вот его и забрали.
– Ничего себе история. Дядя Юра, слышал? – дивился Артем.
– Еще как слышал.
Илья молчал, он снова хотел ввернуть наблюдение, что такого в Европе ни в жизнь произойти не могло, но сообразил, что сейчас лучше помолчать со своим комментарием, и неожиданно для всех первый произнес.
– Спасать надо Гришку этого.
Компания поддержала идею о спасении, все, кроме Ильи, быстро допили свои бокалы, и все вчетвером загрузились в его машину и поехали к отделению полиции. Ситуацию координировал Артем, работающий в местной прокуратуре, и потому в перспективе не будет послан куда подальше полицией просто так. Отец Артема тоже служил в прокуратуре, но в должности сильно выше сына, и этот фактор вдвойне препятствовал возможность послать Артема, тем более в городе хорошо знали как отца, так и сына. К тому всем поднимало боевой дух присутствие Ильи, как представителя другой страны, от европейского суда по правам человека.