Смерть всегда рядом
Шрифт:
Следом мы подверглись еще одному испытанию. Спустя неделю-две после панического бегства из Грозного у самого въезда в город напоролись на пикет.
– Закрой двери на щеколду, не открывай никому ни при каких обстоятельствах, а если со мной что случится, включай сирену и добирайся любой ценой до первого блокпоста.
Другого способа спасти содержимое инкассаторской машины в подобных ситуациях не видел. Али принял команду, как обычно, – без особых эмоций. Тем более, что пикеты были не редким явлением на чеченских дорогах, и всегда мне удавалось благополучно преодолевать препятствия, чаще всего образуемые женщинами зрелого возраста. Детская непосредственность, с которой обращался к
Но на сей раз меня смутило слишком большое скопление людей, чего раньше никогда не видел. Причем большинство составляли мужчины, среди которых превалировали юноши лет шестнадцати-семнадцати. Вычислив тех, кто, на мой взгляд, могли играть в представлении роль негласных старших, направился к ним. Не дошел. В мгновение ока оказался в плотном кольце воинственно настроенной молодежи. Надо было как-то сдержать агрессивный настрой юнцов, нужно было что-то говорить им.
– Я не военный, воевать сюда не приехал. Делаю работу, которая помогает облегчить вам жизнь. – Стал терпеливо внушать им благоразумие.
Но тщетно, толпа продолжала наседать, не проявляя ни капли понимания.
– Я балкарец. Мы вместе с чеченцами были сосланы в Казахстан. – Предложил второй аргумент, пытаясь как за соломинку ухватиться за то, что могло проронить в неокрепшие души хотя бы маленькие зерна благосклонности.
Но молодежь не слышала меня. Еще мгновение, – и уже вдыхал полной грудью зловоние, исходящее из уст пикетчиков, охваченных бессмысленной яростью. «Видно, на этот раз уже не спастись», – решил я. Но тревожная мысль, едва посетившая, вдруг была прервана спасительной фразой.
– А ты докажи, что ты балкарец.
Один из мужчин, возрастом гораздо старше основного контингента пикетчиков, стоявший в стороне с демонстративным безразличием к происходящему, вдруг стал пробираться ко мне, бесцеремонно расталкивая в разные стороны младших помощников. Оказавшись на расстоянии двух шагов, вновь повторил свое требование.
– Пожалуйста, вот мой паспорт. – Произнес я, с трудом сдерживая волнение.
– Саборде, саборде! 1 – прикрикнул он на молодых пикетчиков, которые никак не хотели мириться с тем, что их лишают удовольствия расправиться со мной, и продолжали напирать.
1
Спокойно, спокойно (чеченск.)
Незнакомец молча принял из моих рук документ и начал листать его. Ему было лет под сорок, более осмысленное выражение лица, но не без налета враждебности. Но по мере того, какую информацию он получал из записей в паспорте, лицо его постепенно светлело. Вдруг неожиданно для меня наполнилось доброжелательной широкой улыбкой, от чего в моем сердце затеплилась надежда, что невысокий, плотного телосложения человек с сильно загоревшим лицом может стать тем, кто даст мне возможность остаться в живых. И она не обманула. Он за руку с трудом вырвал мое обмякшее тело из плотной массы воинственно настроенных юнцов.
– Дорогу через Толстой-Юрт знаешь? – спросил он, когда мы оказались на некотором расстоянии от разъяренной толпы.
Утвердительно кивнул головой, все еще не веря в благополучный исход и по-прежнему находясь в плену ощущений безнадежности своего положения.
– Тогда разворачивайся и дергай отсюда, иначе
Искренне поблагодарив спасителя, направился в сторону машины.
– Постой!
Я остановился. Чувство тревоги вновь накатило на меня.
– Кого-нибудь из Карабулака знаешь? Там живет несколько семей балкарцев, среди них есть у меня друзья. Карабулак и Мукры, где ты родился, находятся в одном районе.
– Не знаю. Я был маленький, когда нас вернули на родину, – выдохнул я облегченно.
– Ладно, иди!
У машины терпеливо дожидался окончания нашего разговора долговязый мужчина. Легко отогнав от нее подростков, тщетно пытавшихся заглянуть вовнутрь через назеркаленные фальшь-окна, он сразу же приступил к доверительной беседе со мной.
– Мы вовсе не бандиты, – стал уверять. – Но из села забрали одиннадцать ребят с подозрением в убийстве двух солдат. Что нам оставалось делать? Пикет – единственная возможность как-то повлиять на ситуацию, добиться, чтобы отпустили невиновных. Понимаю, что затея бессмысленная, ну, а вдруг… Ты, наверное, вращаешься в высоких кругах, может, замолвишь за них словечко. Они действительно не виновны. Их взяли просто потому, что кого-то надо было наказать.
– Сделаю все, что в моих силах, – пообещал я, хотя не знал, чем мог быть полезным.
В качестве подтверждения, что сказанное не пустые слова, пригласил еще одного благожелательно отнесшегося ко мне участника пикета в офис выездного отдела, где в спокойной обстановке могли бы обсудить с ним все волнующие его вопросы. В ответ он одарил меня снисходительной улыбкой. «Ты что, идиот, или прикидываешься? А, может, хочешь заманить в ловушку?» – явно читалось на смуглом лице, изрядно потрепанном частым употреблением спиртного.
– Ладно, езжай. Но помни, мы еще встретимся.
Что он сдержит слово, нисколько не сомневался. Через несколько дней перехватил нас на обратной дороге. С ним были еще двое. В одном признал своего земляка по Казахстану. Из обращений к нему подельников узнал, что зовут его Асхабом. Лицо второго мне также было знакомо, потому как он был в той же компании пикетчиков и запомнился тем, что, будучи намного старше своего окружения, тем не менее, проявлял не меньшую, если не большую, агрессию по отношению ко мне. Выделялся он из злобной толпы всем своим существом – высокого роста, почти на голову выше всех остальных, крепкого телосложения. И очень примечательное лицо. Оно, казалось, было высечено из камня. В отличие от своих друзей, которые с удовольствием приветствовали меня как старого знакомого, по чеченскому обычаю обняв за талию, он не стал утруждать себя соблюдением элементарных форм вежливости. Молча смотрел на меня исподлобья, не желая расстаться с маской злобы и непримиримости.
Я так и назвал его для себя – Непримиримый, хотя на тот момент даже подумать не мог, что именно ему придется сыграть не самую лучшую роль в моей дальнейшей судьбе.
– Чем ты можешь помочь нам, ты же банкир? – спросил Асхаб.
Ко мне так часто обращались с подобными просьбами, что научился отказывать с такой степенью тактичности, что большинство просителей покидали мой кабинет с чувством искренней благодарности. Но тут была совсем другая ситуация. Тут заданный вопрос вдруг показался таким сложным, что долго не мог подобрать в уме ответ. Прекрасно осознавал, что его ожидают те, для кого, как я полагал, не писаны не только банковские, но вообще никакие законы. Мешал сосредоточиться и Непримиримый. Он по-прежнему с ненавистью смотрел на меня. А, увидев мое кратковременное замешательство, одарил ехидной злой улыбкой. И мне составило большого труда, чтобы, взяв себя в руки, войти в привычную роль банкира.