Смерть за смерть. Кара грозных богов
Шрифт:
Чем больше в него вливали противоядия, тем сильнее становилась рвота… Вся земля в его шатре была покрыта желчью. Он задыхался, его корчило от боли, а члены сводила судорога. Ты, Силкисив, хотела правды, какой бы ужасной она ни была. Это правда, я тому свидетель.
Порою наступало прозрение, он подзывал к себе, но уже вскоре снова ничего не видел и не слышал. Под утро он очнулся в последний раз, меня тут же позвали к его ложу, были при мне ещё Гудмунд и Вельмуд, Валит и Сьёльв с Инегельдом.
–
– Какому же сыну? Неужто Полату? Но брат не примет этой воли умершего! Я его хорошо знаю! – удивилась Силкисив, вытирая слёзы. – У него и половины отцовой воли нет.
Олег проницательно глянул на жену, та ответила ему недоумённым взглядом, глаза не отвела.
– Мне жаль твоего отца. Он был мне добрым другом. Но не меньше я жалею о преждевременной гибели сестры, несчастной Едвинды… Ты ещё не забыла, с чего я начал?! Смерть произошла от одного яда, и я не найду покоя, пока справедливая кара не настигнет отравителя.
– Кто же ранил отца? Это случилось во время битвы?
– Я знал, что ты спросишь и о том… Но чую! Это Гудмунд… Ни одного лишнего слова, жена! Ни одного… при ней!
– Ты думаешь, она бы могла? Но как? Риона чужой веры, но их бог запрещает убивать ближних! – неожиданно вступилась Силкисив за ненавистную ей соперницу.
– После договорим, – вполголоса прервал жену Олег. – Сейчас только слушай и не перечь моим словам, какую бы чушь я тут ни нёс!
– Это они, – кивнула Силкисив, смахивая предательскую влагу с пушистых ресниц.
– Ты звал меня, Одд? Я пришла, – молвила Риона на понятном им наречии, едва показалась в дверях.
За спиною княгини маячил верный Гудмунд, а дальше в тёмных силуэтах угадывались варяги, мрачные, могучие, непоколебимые.
– Да, Ольвор, я хотел видеть тебя, – ответил Олег, называя её истинным, совсем уж было позабытым именем на том же языке, и глянул вопросительно на Силкисив.
Та кивнула, этот язык она разумела с детства.
– Но для этого вовсе не надо было присылать за мной вооружённых до зубов головорезов, – продолжила Риона, приблизившись к мужу и слегка наклонив гордую голову, если не в знак покорности, то хотя бы расположения.
Гудмунд, отдав
Дочь скоттов затравленно оглянулась, но Олегов брат не удостоил её взглядом, обошёл и встал возле князя.
– Ну что же, всё по-семейному, – проговорил тот, предлагая всем сесть. – Я пригласил вас троих, дабы не выносить сор из избы, как говорят здешние словене. Если мы решим это промеж собой, то никому иному знать подробностей не обязательно.
– Так и следует поступать в семье, – согласилась Риона, пристально разглядывая младшую княжью жену. – Но мне хочется пить. Так не прикажешь ли, Одд, позвать сюда мою служанку, чтобы она принесла славный добрый сидр…
С тех пор как кульдей Ултен обучил местных справляться с урожаем диких яблок, этот напиток живо распространился по всей западной Славии, а с мёдом он был просто на диво животворен…
Хотя и точно по всем кологодным приметам настало время этого веселящего кровь и душу пития, Олег покачал головой:
– Служанку твою, коли прикажу, приведут. Но больно речи иноземной обучена, прослышит, о чём наш разговор. Бабий волос длинен, как и язык, да ум короток.
– Доглядчицу твою уже каты пытают, – хмыкнул Гудмунд поперёк вкрадчивой и размеренной речи брата.
Тот поглядел укоризненно, вздохнул.
Риона ойкнула, вскочила, но осела на скамью под властным взглядом мужа.
– Хотелось бы верить, что девка твоя по недомыслию у дверей подслушивает и по дурости слух несёт, – пояснил Олег.
– На всё твоя воля… – прошептала Риона.
– Моя! – воскликнул Олег. – А не господина твоего распятого! Моя воля. Хочу – казни предам. Хочу – помилую. Ты в глаза дочери посмотри, дочери Рюрика убиенного! Милосердие? Заповеди?! Врёте сами себе – вы ещё худшие варвары, чем мы!
Силкисив непонимающе глянула на Олега. Обычно невозмутимый, даже холодный, сейчас он светился праведным гневом, готовый испепелить, изничтожить несчастную Риону, вся провинность которой лишь в том, что почитает иного вседержителя, в том, что родила дочку, но не наследника.
Риона побледнела, перекрестилась, потом всплеснула руками – но горькие предательские слёзы потекли по впалым щекам.
– Признавайся же, как в исповедальне попу, с кем супротив великого князя и жены его умышляла! – прорычал Олег, подступая к Рионе, тщетно пытавшейся скрыть очи за тонкими перстами. – Рассказывай, как с ворогом сносилась. Сама не выдашь – поверенная твоя всё на дыбе изложит, в том не сомневайся!
– Всех оставшихся в городе скоттов мы… пересчитали, – встрял Гудмунд. – Одного не хватает, монаха, что был при княгине. Говорят, что с Розмичем отбыл на Жедановой лодье.