Смерть за смерть. Кара грозных богов
Шрифт:
– От того Вандала был Владимир Древний рождён, а потом и Сар, и Афей, сын Саров, и внук Афеев – Печегд… Ещё бы не знакомо, когда князь-покойник тому Вандалу потомком далёким приходится!
– И что же, это Вандал упокоил сего Волхова? – удивился Олег, пропуская мимо ушей всю родословную.
– Да разве ж он сумел бы?! Опостылел мир тому первому Волхову, он в курган и ушёл… Думаешь, князь, не бывает такого?
– Ведаю. Жена старшая сказывала, как боги скоттов уходили жить в сиды – это курганы те же, по-скоттски.
–
Дышал тяжело, но непохоже, чтобы прежде выносливый и во всём превозмогающий напасти брат вдруг молвил такое. Мизгирь вон и постарше, и тучен, а без одышки карабкается.
– Стой! Дело нечисто! – понял Олег.
– Ещё бы! Редко кто на могильник вот так смело сбирается. Но по обычаю надо всё сотворить. Потому на самую вершину нам, ещё немного… А ты, сынок, – обратился волхв к брату князя, – прими-ка. Так тебе легче станет! – добавил он и, сняв с себя медвежий коготь, обережил Гудмунда.
– Благодарствую! – отозвался тот и, повернувшись к Олегу, молвил: – Тяжёлое место, голодное. А ты, Одд, словно из железа…
– Так мне ж, напротив, словно бы силы прибывает. Не твоей ли? У одного брата вытягивает, а второму добавляет?
Проводник вперился в изумрудные очи вещего князя.
– Как почуял?! Я недоглядел, моему разумению то не открылось – а ты нутром… Точно ведь. Надобно передохнуть. Хоть и какой десяток шагов до вершины-то, а напрасно вдвоём идёте.
Гудмунд рухнул на колени, впрочем, успев бросить пред собою блеющий мешок. Дышал тяжело, пот ручьями струился по загорелому горбоносому лицу. Хоть и помладше Одда, и не так высок – стало быть и резв, а сил нет. Никаких.
Так и сидели втроём на склоне, взирая на багряный закат. Тут Мизгирь заговорил:
– У Словена Великого было пять сынов, Волхов – тот старший, за ним – Нимрод. Самый младший – Вандал. Когда ушёл Волхов, была лютая сеча меж сыновьями Словеновыми. Нимрод – тот, что первым в камне отстроил Алодь, правил Славией с умом, расчётливо. Но белозёрский князь Вандал хитростью сместил его, настроил против Нимрода вече. Тому и пришлось за моря дальние отплыть.
– Белозёрский, говоришь?! – хмыкнул Олег.
– Он самый.
– Повернулся Круг Земной, – прошептал Гудмунд, удерживая дарёный оберег в ладони.
– Повернулся, – согласился брат.
– Вот и разумею, как стал Волхов в курган ложиться, сотворил он заклятье сильное, чтобы впредь никакие братья его сна не тревожили. Как придут родичи на сию гору – вся сила одного на другого перекинется, – размышлял Мизгирь.
– Не станем древнего будить, от грёз отрывать, – выдохнул Олег. – Мы с тобою на самую вершину всё же ступим, но Гудмунду вниз, к отряду, должно вернуться. Я так решил. – С этими словами он играючи поднял мешок над землёй и легко забросил на спину.
– Своя ноша не тянет, – согласился Мизгирь. – Ещё старые люди верили,
– Тогда, коли не шутишь, и нам хлопот меньше – лишний раз о житье-бытье докладывать… Он и сам про то ведает! – обрадовался Олег. – Эй, Гудмунд! Как солнце совсем скроется за виднокрай, подождёшь ещё немного и в рог труби. Мы на звук сойдём.
– Факела в обратный путь готовить или здесь остановимся, поблизости?
– Готовь. – И, обратившись к волхву, спросил: – Рысью по земле, коркодилом по воде… Не летает?
– Кто?
– Птицею, говорю, не парит князь усопший?
– В небо он мыслию достигает, – пояснил Мизгирь.
– Ну, тогда ему из поднебесья всё одно видней! – согласился Олег. – Вдруг какую хитрость подскажет.
– А сам-то что? Али не вещим тебя прозвали?
– Знать хочу, чтоб наверняка. Если сойдёмся в предвидении – целее буду сам и людей своих от беды оберегу. Чую вот. А хочу знать.
– Может, теперь ты расскажешь… Оба мне поведайте, как умирал отец? За что?! Почему? О, великие боги!
Олег поднял глаза, Силкисив сидела через стол, мощный, тёмный, из мореного дуба. В княжьих палатах всё добротно.
Нет, все слёзы выплакала.
Жена перевела настойчивый, молящий взгляд на Гудмунда. Он был третьим. Помладше Олега, но тоже с заметной сединой, горбоносый мурманин. Подвижный, живой, резкий, не в пример долговязому Олегу, но сейчас отмалчивался, предоставляя брату самое тяжкое – объяснение с дочерью почившего Рюрика.
– Помните, как мы встретились в тот самый первый раз? – вдруг продолжила Силкисив.
Конечно, никто из них не забыл и богатый пир, и охоту, на которой никем не узнанный стрелок показал удивительную меткость… Давно это было, словно с иными людьми, в другой стране, коей имя Вагрия. И правил в ней сын короля Табемысла, наречённый Рюриком, а северяне знали его как Херрауда.
Она, Силкисив, отдавая дань уважения не только скандинаву-мужу, но и дорогому её сердцу отцу, так и назвала первенца.
Мыслил ли он тогда, совсем ещё юный, но уже прославленный на многих берегах, что за мгновение до того, как златовласая дочка Рюрика окликнет его, всезнающие норны завяжут узелок на длинной прочной нити жизни Орвара Одда?!
– Тебя ведь так зовут?! – звонко, на всю залу спросила она, но услышали разве лишь сам Олег да хозяин Старграда. – Я угадала? Да?!
И встретившись взглядом с маленькой красавицей, совсем ещё ребёнком, но прознавшим всё наперёд, Олег почуял, понял, услышал – сама Фригг сучила из многих прядей ему эту новую, нежданную судьбу.