Смертельная игра

Робертс Нора

— Ты смог бы такое проделать под носом у Компьютерной охраны?

— Да, смог бы. Но у меня есть незарегистрированное оборудование и непроницаемый кабинет, я могу работать, не привлекая внимания. Парни из ОЭС прочесали их офис: незарегистрированного оборудования там нет, и у Барта дома тоже нет.

— Это лишь означает, что в потенциале у кого-то еще мог быть экземпляр диска и он покопался в нем за пределами офиса. Знаешь, вся эта штука отдает спектаклем. Бахвальством, — добавила Ева и начала было подниматься с земли, но вовремя вспомнила, что она голая, а ее иллюзорная одежда порвана и вся в крови. — Э-э-э…

давай отключим эту штуку.

— Ну, если ты настаиваешь. Конец игры.

Холм исчез, грохот битвы смолк вдали. На глазах у Евы побледнели и стерлись следы крови у нее на ладони. Она схватила свою рубашку и увидела рваный разрез на спине.

— Кинжала не было, — объяснил Рорк. — Мне пришлось порвать рубашку, которая и вправду была на тебе надета, чтобы снять кожаный доспех, которого не было.

— Другая ситуация, другой способ, но результат тот же самый. Вот что мы тут имеем. Не знаю, как это получается, но смесь иллюзии и реальности породила убийство. — Ева подняла разорванную рубашку. — В сущности, с Бартом Минноком поступили точно так же.

На следующее утро Ева сравнила результаты проверки третьего уровня, которую провела сама, с результатами Рорка. А почему бы и нет?

— Тут нет ничего подозрительного. Никаких тревожных флажков. По крайней мере для данного расследования.

— Нет, — согласился Рорк, продолжая, впрочем, изучать данные на экране.

— Ты чего? Видишь что-то, чего не вижу я?

— Нет, ничего такого, что имело бы отношение. Не могу решить, радует меня это или бесит.

— Ну, было бы легче, если бы тут что-то выскочило. Или тут, или в проверке сотрудников «Играй». Их я тоже прокачала. Дювон же выскочил, когда я проверила «Синхрон Энтертейнмент». Это был большой улов, но он оказался всего лишь жуликом.

Ева отхлебнула еще кофе.

— Тот, кто это сделал, сечет в технике куда больше, чем Дювон. И по части выдумки у него все в порядке, с Дювоном не сравнить. Судя по тому, что мы знаем об убитом, убийца сумел пробить его защиту. Дювон точно не сумел бы. Сегодня у меня назначены встречи с адвокатом и с Мирой. Может, что-то и выскочит.

— У меня тоже назначены встречи. Как освобожусь, постараюсь помочь, поработаю с ОЭС.

— Я попробую исследовать еще одну версию. Меч. Пошлю-ка я Пибоди и Макнаба по этому следу. Пусть в команде будет один псих-ботаник и один нормальный. Макнаб все нужные слова знает, говорит с ботаниками на их языке, сойдет за коллекционера. В Вашингтоне намечается нечто вроде мини-кона.

— Знаю, у нас там будет свой стенд. Могу запросто их туда протащить.

— Это было бы здорово. Сэкономило бы нам кучу хлопот. — Ева подошла к доске с фотографиями, обогнула ее кругом. — А я сегодня побеседую с тремя его партнерами. На этот раз по отдельности.

— Думаешь, старые друзья вдруг стали убийцами?

Ева бросила взгляд на Рорка:

— Люди иногда раздражаются.

Рорк вопросительно изогнул бровь:

— Мне грозит отсечение головы?

— Вряд ли. Мы обычно выпускаем пар. Ссоримся, орем друг на друга, так что если мы раздражаем или достаем друг друга — это ненадолго. А у других людей бывает иначе. Раны гноятся. Может, здесь у нас как раз и есть загноившаяся рана. У каждого из этих троих есть возможности. Они технари и на выдумку

горазды. Убитый им доверял, у них был доступ к его дому и офису. У них есть мотив в том смысле, что каждый из них выигрывает от его смерти: их доля в компании увеличивается. И возможность у каждого была.

— Они друг в друге души не чаяли, — возразил Рорк.

— А это всего лишь дополнительный мотив. Сколько женщин и детей сейчас прячется в «Доче» только потому, что кто-то их любил? — спросила Ева, вспомнив о построенном Рорком приюте для жертв домашнего насилия.

— Это не любовь.

— А те, кто избивает, часто думают, что это именно любовь. Верят, что это она и есть. Как и в твоей игре, это иллюзия, но она кажется сущей правдой. Много всякой дряни вырастает из любви, если… если за ней не ухаживать как следует. Ревность, ненависть, раздражение, подозрение.

— Циничная, но, увы, верная оценка. Я люблю тебя.

Ева усмехнулась:

— Ну, ты нашел время и место в любви признаваться…

Рорк подошел к ней, обхватил ее лицо ладонями.

— Я люблю тебя, Ева. И сколько бы ошибок мы с тобой ни наделали, я уверен: мы постараемся не сгубить нашу любовь. Мы будем правильно за ней ухаживать.

Ева накрыла его руки своими.

— Я знаю. Каждый раз, когда мы начинаем злиться, мы эту дурь хорошенько друг из друга выколачиваем задолго до того, как она в нас засядет. Не даем ей пустить корни.

— Да я и не злился на тебя по большому счету. Теперь понимаю: я рассчитывал найти кого-то в этой проверке, пусть даже кого-то из моих людей. Это хоть было бы что-то конкретное вместо смутных гаданий: продал меня кто-то или нет. — Рорк бросил взгляд на доску. — Сам не понимаю, почему его смерть так меня задела.

— При другом раскладе он мог бы быть тобой. Вернее, ты мог бы быть на его месте. Он мог бы быть тобой, — повторила Ева, увидев, что Рорк качает головой, — пройти твое детство иначе. Или у вас могло бы быть много общего. Ты это понимаешь, и я это понимаю. Наверно, поэтому я стала действовать через твою голову, а ты — через мою.

— Тогда почему же, если мы оба думаем одинаково, мы так друг на друга взъелись? — Не сводя с нее глаз, Рорк провел ладонями вверх и вниз по ее рукам. — Мы ведь правда любим друг друга, каждый как может.

— Да, каждый как может. Мы в порядке.

Он прижался лбом к ее лбу.

— Мы в порядке.

— Вот что ты должен сделать. — Ева легонько отстранила его от себя и заглянула ему в глаза. — Перестань спрашивать себя, что было бы, если бы ты что-то сделал по-другому, что-то еще сказал, нажал на какую-то другую кнопку, и тогда Барт Миннок сел бы на твой корабль, а не запустил собственную компанию. Был бы он сейчас жив или нет. В жизни так не бывает. Жизнь — это тебе не компьютерная программа.

— Я ничего такого не думал. Ну, почти не думал, — уточнил Рорк. — Но я мог бы нажать на другие кнопки, мог бы много чего сказать и сделать. Все повернулось бы по-другому. Мне нравилось, что он хочет действовать самостоятельно, сам прокладывать себе дорогу. Поэтому я промолчал. И я прекрасно понимаю: в том, что случилось, моей вины нет. А теперь я еще и уверен — ну, насколько это вообще возможно, — что никто из моих людей к этому не причастен. Подозреваемого мы пока так не нашли, но хоть в голове прояснилось.