Смертельно безмолвна - 2
Шрифт:
жизнь любимой девушки. Что лучше? Что важнее? Что рациональнее.
Я знаю, что выберу. Но не знаю, как смогу жить с принятым решением.
ГЛАВА 13. ТО, ЧТО НАС ЛОМАЕТ.
– Ты совершаешь ошибку. – Звучит знакомый голос, и я неуклюже приподнимаюсь в
постели. Тусклый свет обволакивает комнату, валится на мои плечи, и
внезапно цепенею. Напротив кровати, возле высокого книжного шкафа, стоит женщина.
Моя мать.
Воздух закатывается обратно в глотку, а ребра обдает огнем. Этот огонь подогревает кровь,
заставляет вены вопить от боли, пульсировать от кипятка. Не верю, что вижу маму и смахиваю
со лба испарину, убеждая себя, что сплю, что сошел с ума.
– Прошу тебя, Мэтт. Остановись.
Мои глаза вновь находят ее угловатое лицо, ее тонкие, кривые губы, впалые щеки, и меня
вдруг прошибает электрический ток. Я смотрю на маму и становлюсь тем маленьким
мальчиком, который забивался в угол после ее смерти, который жил с мыслями о том, что жить
он больше не хочет. Который сожалел, что вообще родился.
– Мама...
Я поднимаюсь с кровати, тяну к ней руки, а она отступает в тень и горбится.
– Посмотри на себя.
– Что?
– Посмотри на себя, – повторяет она, поджав от обиды губы, – это не ты.
– Мам, конечно, это я. О чем ты? – Мой голос срывается, и я растерянно сглатываю.
Гляжу в темно-шоколадные глаза матери и вдруг вижу в них разочарование. Почему она так
на меня смотрит? Что я сделал? Я должен понять. Я должен исправиться. Беглым взглядом
изучаю комнату и брошенное на постели смятое одеяло, а потом смотрю на свои руки. На свои
окровавленные руки.
– Ты про это? – Спрашиваю я, вытянув вперед красные ладони. – Мам, так это можно
вытереть. Вот смотри.
Я начинаю судорожно тереть пальцы друг о дружку, но кровь не стирается. Тогда я с силой
вожу ладонями по штанам, и все равно ничего не выходит, кровь не исчезает. Что за черт. Она
должна испариться, я же тру изо всех сил. Почему не получается?
– Этого мало, – разбивает тишину ее низкий голос, и я вновь выпрямляюсь.
– Почему мало? Что еще нужно сделать? Может... может, это выбросить? – Я резким
движением вытаскиваю из-за спины браунинг и виновато округляю глаза. – Хочешь? Ведь я
смогу. Я выброшу, мам. Только не смотри на меня так. Хорошо?
Я побегаю к окну. Открываю створку и выкидываю пистолет в темноту ночи. Теперь мама
на меня не будет смотреть осуждающе. Ведь я исправился. Я ее послушал, выбросил оружие.
Поднимаю
человек. Но затем я ощущаю холод металла, обжигающий кожу поясницы. Озадачено морщусь, тянусь пальцами к ремню джинс и достаю из-за спины выброшенный секунду назад браунинг.
Что за...
Гляжу на маму.
– Нет, – нервно мотыляю головой, – это не то, что ты думаешь, мам, я хороший.
– Ты совершаешь ошибку, – повторяет она с дрожащими от слез губами.
– Я хороший!
– Ты уже не тот человек, которого я знала.
– Нет, неправда, ты ошибаешься. Ошибаешься!
Я несусь к маме, я тяну к ней руки, а затем вдруг подрываюсь в постели и неуклюже
втягиваю ледяной воздух, сковывающий горло.
– Черт. – Голова вертится из стороны в сторону, но я ничего не вижу.
Стены падают, вытягиваются, переворачиваются, и мне становится так паршиво, что даже
дышать трудно. Придавливаю пальцами переносицу и, откинув одеяло, свешиваю на пол ноги, пытаясь привести себя в чувство. Всего лишь сон. Сон. Матери нет. Она умерла.
– Эй, ты чего? – Неожиданно меня спрашивает знакомый голос, и я медленно убираю от
лица руку. Хэйдан взволнованно глядит на меня, из-под очков у него торчат густые, уж слишком, брови. Он садится рядом, а я как можно безразличней бросаю.
– Все в порядке.
– Кошмар?
Хочу сказать «нет», но больно по-идиотски выгляжу. Поэтому лишь киваю и пялюсь на
книжный шкаф, рядом с которым пару минут назад стояла моя мама.
– Мне каждый день что-то снится, – признается Хэрри, – это наше подсознание.
– Общение с Эбигейл на тебя плохо влияет.
– Наоборот, очень даже хорошо.
Он усмехается, а у меня до сих пор дрожь бегает по спине. Идиотский сон.
– Слушай, ты можешь со мной говорить, ладно? – Брат толкает меня в плечо, а я ему в глаза
гляжу благодарно: я знаю, что Хэрри всегда рядом, но я не привык трепаться.
– Ладно.
– Что ж, поднимайся, соня. Впереди сложный день! – Хэйдан на выдохе вскакивает с
постели и ударяет ладонями по коленям. – Надеюсь, у нас все получится.
– Да уж. – Хриплю я, прикрыв глаза. – Я тоже надеюсь.
Потому что в случае неудачи именно мне придется корить себя всю жизнь: по какой-то
странной причине, именно я даю добро на все наши немыслимые выдумки. И именно я несу за
них ответственность.
– Слушай, я хотел извиниться за то... за то, что сорвался, – я вновь смотрю на брата, а он
стягивает с лица очки и грустно покачивает головой. – Если тебе интересно, я всегда на твоей