Смертельно безмолвна
Шрифт:
Наконец, парень отрывает взгляд от телефона и смотрит на меня растерянно, словно он проболтался, сказал лишнее. Я хмурюсь, а он передергивает плечами. Тут же горбится, уменьшается, но улыбку с губ не прогоняет. Сумасшедший.
– Она заключила сделку.
– С х-хозяином? – Растерянно шепчу я и отодвигаюсь дальше. – Это же...
– Она сделала это, – с нажимом проговаривает парень, – чтобы спасти мне жизнь. Я умер, Дельфия. Но теперь я жив. И только потому, что она идиотка.
Верно. Идиотка. Пойти на сделку с Дьяволом! О чем она вообще думала? Парень так быстро отворачивается, будто бы пытается скрыть ужас в глазах,
Интересно.
Я задумчиво наклоняю голову и слежу за тем, как нервно мнет ладони Хэйдан. Он не чувствует вины, не чувствует себя разбитым. Пожалуй, он прибывает в состоянии, когда у тебя нет времени на мысли, и ты действительно ни о чем не думаешь. Просто делаешь.
– И как т-там? – Едва слышно спрашиваю я, поведя плечами. Парень оборачивается.
– Там?
– За г-гранью.
Минуту погодя, Хэйдан отвечает:
– Темно. Я бы не хотел туда вернуться.
Хмыкаю и вновь смотрю на фотографию, что светится на дисплее. Он сказал, здесь у Ари еще есть душа. Внимательно изучаю ее рыжие волосы, невероятно зеленые глаза. Она очень красивая. Даже слишком. Худощавая и сверкающая, как солнце. Наверно, друзья на нее могли положиться; на то, что она будет рядом и согреет.
– В этот день мы сидели на заднем дворе, Ари и Мэтт как всегда ссорились. Я пошел на кухню за едой. Ну как, я прекрасно понимал, что им нужно поговорить наедине, - вдруг улыбка вновь появляется на лице Хэйдана, искренняя и широкая, - я ждал, когда они уже в себя придут и прекратят громкими словами бросаться. Впрочем, они говорили тихо, будто знали, что я подслушиваю. Когда они все-таки помирились, Мэтт приобнял ее, вот, видно? Я не мастер фото. – Хэйдан показывает пальцем на парня, который сидит рядом с Ари, его лицо и, правда, видно не очень. Но вот Ариадна четкая. Яркая. – Сфотографировал, пока у них не возникло желание проверить, чего я так долго за сэндвичами хожу. Хотя, знаешь, я почти уверен, что во времени они на тот момент потерялись.
Хэйдан протяжно выдыхает, нервно выключает телефон, а я морщусь. Он говорит о них так, будто они несчастные влюбленные, будто он потерял их обоих. Не только Ари.
– Мы в тот день чокались сэндвичами, представляешь?
– Нет.
– Это весело. Правда, мамины сэндвичи не очень вкусные, после них единицы себя в целости и сохранности чувствуют. Но мы все выжили. Хороший был день, несмотря на то, что до этого лило, как из ведра.
Парень мечтательно кривит губы, а я с интересом изучаю его. Впервые я вижу нечто странное в глазах человека – любовь к другим людям. Это ошеломляет. Моя мама меня не может не любить, наверно. В смысле, может, конечно. Но вполне объяснимо ее ласковое и трепетное отношение к дочери. Любовь же этого парня к какой-то девушке необычна. Она не касается взаимоотношений, не держится на физическом притяжении.
«Родственные души», – вдруг думаю я и сама поражаюсь своим мыслям.
Следующие несколько часов мы едем в молчании. Наверно, парень сказал все, на что у него хватило и смелости, и сил. Он не пересаживается вперед. Сидит по центру, а я так и прижимаюсь к дверце, до сих пор ощущая себя лишней, не в своей тарелке.
Глупо отдавать душу Дьяволу, очень глупо. Неужели это то, что я должна починить?
Безумие. Неожиданно взаимосвязь этой девушки с Хозяином кажется мне опасной, я определенно
Я не хочу этого.
Почти через сутки я вижу впереди столб черного, густого дыма. Что происходит?
Женщина за рулем напрягается, а Хэйдан протяжно выдыхает. Я растерянно смотрю по сторонам и внезапно замечаю искореженную, заржавевшую вывеску – Астерия.
– Вот мы и дома, – шепчет Мэри-Линетт Монфор, и меня пробирает дрожь.
Городок встречает меня промозглым ветром и разрушенными церквями, покрытыми трещинами и дырами. Битое стекло трещит под колесами машины. В воздухе витает дым.
Я приехала в мертвый городок, где люди, запирают на засовы двери и ставят на окна решетки. Приехала в безмолвную тишину, укрытую пушистым туманом.
Здесь случилось что-то страшное.
– Раньше Астерия выглядела иначе, - сбавив скорость, шепчет женщина, - после того, как Люцифер забрал душу Ари, многое изменилось.
«Я приехала спасать монстра», – внезапно думаю я, заметив, как из разбитого окна на нас огромными глазами пялятся двое детей. Они испуганы. Она их напугала. Ари.
– Ч-ч-что здесь п-произ-зошло? – Страх сотен людей впивается в меня клинками. Все они хотят излечиться, у всех можно забрать ужас. Тело сводит такой судорогой, что мне в ту же секунду дышать становится невыносимо. Я сильнее вжимаюсь в кресло, а Хэйдан вдруг переводит на меня растерянный взгляд. И он просит меня остаться? Просит спасти и вернуть эту девушку? Она чудовище, монстр, живущий в самых потаенных страхах у всех этих людей, что прячутся в развалинах, скрыты в черном дыме. Она не заслуживает.
– Хэрри, – зовет женщина и приподнимает руку, – смотри, церковь. Она...
– ...не была разрушена, когда мы уезжали, – договаривает парень и сводит брови. Тут же я чувствую, как сердце у Мэри-Линетт Монфор подскакивает к горлу. Бирюзовые глаза наполняются нескрываемым ужасом, и на педаль она жмет уже не так пылко, как прежде.
Все молчат. Молчание впервые убивает меня. Раздирает. В нем больше ужаса, чем в крике. В вопле. Женщина тормозит напротив небольшого, серого коттеджа, глушит мотор и опускает на колени дрожащие руки. Я слышу, как громыхает ее сердце. Бум. Бум. Бум.
– Идем, – командует Хэйдан, – давайте, мы дома, Норин и Джейсон, все ждут нас.
– Да, ты прав. Конечно.
Парень кивает. Выбирается из машины, следом за ним женщина. А я сижу в салоне и с ужасом осматриваю иссушенные деревья, затвердевшую землю. Декабрь – лютый месяц.
Но сейчас на улицах зима, которой раньше я не видела, жестокая и немногословная.
Я все-таки нерешительно открываю дверь. Вдыхаю странный, тяжелый запах и сразу же поджимаю губы: мне трудно дышать, но отнюдь не от дыма или гари. Людские эмоции и на въезде встретили меня холодно. Тут дело в терзаниях, что рвутся из окон особняка. Я уже чувствую, что, преодолев порог этого дома, я окунусь в океан из агонии. Произошло в этом месте нечто ужасное совсем недавно. Отголоски криков до сих пор путешествуют по улице. Я слышу их, чувствую. Сжимаю перед собой руки и бреду вперед, за Хэйданом. Он же приближается к дому, отворяет калитку, ждет, пока Мэри-Линетт Монфор отопрет нам дверь. Затем оборачивается и дергает уголками губ, как бы приглашая: добро пожаловать в наш личный ад, Дельфия Этел.