Смертельные враги
Шрифт:
Теперь же Пардальян, который минуту назад находился почти что в их руках, не только был начеку и противостоял им как всегда уверенно и спокойно, но еще и обрел друга и помощника в лице какого-то незнакомца, который с готовностью принялся сражаться плечом к плечу с шевалье.
Однако хуже всего было то, что проклятый незнакомец, судя по всему, владел шпагой с замечательным мастерством. Это уж действительно было полным невезением.
Пардальян, понимали они, останется в живых, а вот им придется спасать свою шкуру, ибо было совершенно очевидно, что шевалье не собирается щадить их. Они считали, что загонят его в ловушку, но оказались в ней сами.
Эти грустные размышления вихрем пронеслись в головах четырех соратников. И однако, поскольку они были, бесспорно, людьми храбрыми да к тому же чувствовали себя оскорбленными (ведь Пардальян понял, что его намеревались убить в спину, и им было не по себе оттого, что в их замыслы проникли), они немедленно ринулись в атаку, решив с честью выйти из этого испытания или же найти возле трактира «Башня» свой конец.
А Пардальян между тем произнес своим насмешливым голосом:
– Добрый вечер, господа!.. Вы, стало быть, хотите меня убить?
– Сударь, – откликнулся Сен-Малин, нанося ему прямой удар, впрочем тут же парированный с замечательной легкостью, – сударь, не далее как сегодня утром мы вас об этом предупредили.
– Это справедливо, – продолжал шевалье на сей раз без малейшей насмешки, – я помню... И помню так хорошо, что, как видите, никак не могу решиться задеть шпагой дворян, которые сегодня утром повели себя по отношению ко мне на удивление галантно.
Действительно – вещь неслыханная, изумившая дона Сезара и заставившая красного от стыда Бюсси задыхаться и рычать от ярости – Пардальян вовсе не отвечал на удары! Он был начеку, окружающим казалось, что его шпага наделена разумом, – она оказывалась в нужное время в нужном месте, но лишь для того, чтобы играючи парировать удары, а не наносить их. Мало того, осознав, что дон Сезар – секундант, достойный его самого, шевалье сказал ему язвительно:
– Делайте как я, дорогой друг, щадите этих господ, они храбрые дворяне.
И тореадор тоже забавлялся и поступал, как Пардальян, довольствуясь тем, что лишь парировал удары; к тому же его прикрывала сверкающая волшебная шпага шевалье, который умудрялся отражать даже удары предназначенные его секунданту; если бы не он, Эль Тореро был бы уже дважды ранен.
При этом Пардальян ни разу не обратился к Бюсси. Казалось, он его даже не видел.
Они находились рядом с внутренним двориком трактира. На шум дверь отворилась, и в проеме появился Сервантес. Он тотчас же схватил шпагу и уже хотел было встать рядом с двумя своими друзьями, но шевалье остановил его, сказав спокойно:
– Не двигайтесь, дорогой друг... Эти господа скоро устанут.
Сервантес, который уже хорошо знал Пардальяна, остался на месте. Но он не выпускал оружие из рук, готовый вмешаться при малейшей необходимости.
И при свете луны, под усеянным звездами небом, Мануэль и посетители его трактира, прибежавшие вслед за Сервантесом, стали восхищенными зрителями фантастического спектакля, где двое, или вернее даже сказать один, настолько шпага Пардальяна была вездесуща, противостоял в схватке четырем бесноватым, которые рыча, ругаясь, богохульствуя, подпрыгивая, раздавали направо и налево, острием и плашмя яростные удары, между тем как этот храбрец невозмутимо отражал их, но ни разу не уколол сам.
По-прежнему обращаясь только к Шалабру, Сен-Малину и Монсери, Пардальян сказал своим спокойным голосом:
– Господа, когда вы утомитесь, мы остановимся. Заметьте, однако, что я мог бы покончить со всем сейчас же, обезоружив вас одного за другим. Но это – позор, а я не хочу обижать вас, ибо вы мне симпатичны.
Справедливости ради надо добавить, что трое охранников, продолжая эту странную схватку, рассчитывали, что Пардальян в конце концов войдет в раж и начнет отвечать ударом на удар. Как только они увидели, что ошиблись и что их противники упрямо гнут свою линию и ничто не может заставить их изменить решение, пыл нападавших поугас, и вскоре Монсери – будучи самым молодым, он был и самым непосредственным в своих порывах – опустил свою шпагу со словами:
– Проклятье! Я больше не могу. Это бессмысленно! И он вложил шпагу в ножны, не дожидаясь ответ своих соратников.
Шалабр и Сен-Малин, словно они только и ждали этого сигнала, галантно поклонились.
– Нам было бы стыдно упорствовать далее, – произнес Сен-Малин.
– Тем более, что это может продолжаться до бесконечности, – добавил Шалабр.
Пардальян, по-видимому, ожидал этого жеста и ответил очень просто:
– Хорошо, господа.
И тогда – только тогда! – он «заметил» Бюсси, который упорно не складывал оружия. Мягко отстранив дона Сезара, шевалье двинулся прямо на бывшего коменданта Бастилии. Он шел вперед, спокойно парируя наносимые ему удары, а Бюсси шаг за шагом отступал. И отступая, фехтмейстер пристально, выпучив глаза от ужаса, смотрел в глаза Пардальяна и читал в них свою судьбу... Его рассудок не мог этого выдержать, он выкрикнул:
– Ага!.. Ты опять хочешь обезоружить меня!.. Как всегда!..
Это казалось ему неизбежным. Он совершенно ясно понял – ничто в мире не спасет его от этого последнего унижения, и почувствовал, как теряет разум. Кинув вокруг себя тоскливый взгляд затравленного зверя, он внезапно опустил шпагу и то ли прохрипел, то ли прорыдал:
– Не это! Только не это... Все что угодно, только не это!..
Шалабр, Монсери и Сен-Малин, которые не любили Бюсси, но все-таки отдавали должное его неукротимой отваге, были потрясены до глубины души, увидев, как этот смельчак сам с силой отбросил свою шпагу и кинулся вперед, прямо на клинок Пардальяна, в отчаянии вопя:
– Убей меня!.. Да убей же меня!
Если бы Пардальян вмиг не отвел в сторону свое оружие, Бюсси-Леклерку пришел бы конец.
Видя, что Пардальян опять оскорбляет его, отказываясь убивать, Бюсси-Леклерк, словно безумец, стал рвать на себе волосы и раздирать лицо ногтями, крича:
– О, демон! Он не убьет меня!.. Пардальян вплотную подошел к нему и произнес голосом, в котором звучало больше печали, чем гнева:
– Нет, я не убью вас, Жан Леклерк! Бюсси до крови прокусил себе кулак, ибо назвав его просто Леклерком, Пардальян нанес ему еще одно тягчайшее оскорбление. Дело в том, что известный фехтмейстер прежде носил фамилию Леклерк, но однажды он решил удлинить ее и добавить к ней Бюсси – в память о славном Бюсси д'Амбуазе. При этом Жан Леклерк, ставший Бюсси-Леклерком, придавал чрезвычайно большое значение тому, чтобы его называли именно этим именем, – он кичился тем, что прославил его, пусть и на свой манер. И если он еще соглашался, чтобы его называли Бюсси, то совершенно не переносил, когда к нему обращались как к Леклерку.
Пардальян же бесстрастно продолжал: – Я не убью вас, Леклерк, хотя и имел бы на это право... В каждую из наших встреч вы хотели уничтожить меня. Я же не испытывал к вам никакой ненависти... Я довольствовался тем, что парировал ваши удары и выбивал у вас из рук оружие, чего вы не можете мне простить. Я знавал вас тюремщиком и был вашим узником. Я знавал вас наемником, и вы пытались арестовать меня, помня, что за мою голову обещана награда. Сегодня вы опустились еще на одну ступеньку в вашей низости, задумав убить меня трусливо, в спину. Да, конечно, я имею право убить вас, Жан Леклерк!