Смертельные враги
Шрифт:
Наконец Сен-Малин вложил свое оружие в ножны:
– Клянусь честью, сударь, коли дело обстоит так, давайте побеседуем.
– Мы всегда успеем вернуться к нашей нынешней беседе, если не сможем договориться, – добавил Шалабр.
Бюсси-Леклерк одобрительно кивнул:
– Господа, я добавлю сто пистолей к тому, что уже дал вам, если вы пообещаете, что окажетесь завтра в Орлеане, в трактире «Храбрый петух», верхом и экипированные, как подобает дворянам. Там я сообщу вам в чем будет заключаться ваша служба
– Один вопрос, сударь, прежде чем принять эти сто пистолей: если предлагаемая служба не подойдет нам, что тогда?..
– Успокойтесь, господин де Сен-Малин, она вам подойдет.
– Ну, а если все-таки?..
– В таком случае вы сможете свободно удалиться, а все, что я дам вам сейчас, у вас и останется. Договорились?
– Договорились, клянусь честью дворянина.
– Отлично, господин де Сен-Малин. Итак, вот сто пистолей... Это только задаток... До свиданья, господа... До завтра в Орлеане, в трактире «Храбрый петух».
– Будьте спокойны, мы там будем.
– Я на вас рассчитываю, – прокричал Бюсси-Леклерк, удаляясь.
Пока Бюсси-Леклерк был еще виден, три бывших головореза Генриха III не сдвинулись с места, не пошевелились, не проронили ни слова.
Но когда всадник исчез за поворотом – и только тогда! – Сен-Малин наклонился и поднял лежавшие на земле монеты.
– Эй, – проронил он, выпрямляясь, – а этот Бюсси-Леклерк очень выигрывает при ближайшем знакомстве, особенно если оно происходит вне стен Бастилии!.. Тридцать пять пистолей, плюс сто – итого сорок пять пистолей на брата. Хвала Всевышнему! Мы снова богаты, господа!
– Вот видишь, Монсери, пора дармовых пиршеств возвращается!
– Да! Но кто бы мог подумать, что мы, – некогда враги Леклерка, бывшие его узниками, станем его товарищами по оружию!.. Ведь, если я понял правильно, мы все вместе выступаем в поход.
– Всякое случается, – наставительно сказал Сен-Малин.
На следующий день три всадника шумной компанией въехали во двор орлеанского трактира «Храбрый петух».
– Тьфу, черт возьми! Проклятье! Но в этом гнусном трактире никого нет! – воскликнул самый младший.
Тем временем из конюшни уже бежали слуги, а на пороге уже появился хозяин, крича:
– Сюда, господа, сюда!
И обращаясь к слугам, схватившим лошадей под уздцы, добавил, по-видимому, по привычке:
– Эй, Перрине, Бастьен, Гийоме! Бездельники! Бандиты! Бурдюки с вином!.. Ну-ка, живее, лошадей этих господ – в конюшню, да отсыпать им добрую меру овса. Заходите, господа, заходите!
Трое всадников спешились. Старший сказал:
– Главное, плуты, следите, чтобы с этими славными лошадками хорошо обращались и чтобы их хорошо почистили.
– Не беспокойтесь, ваша светлость...
Все трое с улыбкой переглянулись и приветствовали друг друга изысканнейшими поклонами, словно они были при королевском дворе, а не на дворе постоялом.
– Черт подери, господин де Сен-Малин, в этом вишневом камзоле вы прекрасно выглядите!
– Черт побери, господин де Шалабр, какие замечательные сапоги и как они подчеркивают линию ваших ног!
– Черт возьми, господин де Монсери, в этом великолепном костюме мышиного цвета у вас вид настоящего вельможи! Клянусь честью, вы необычайно изысканный дворянин.
И три товарища, громко смеясь и толкаясь, вступили в полупустой зал; перед ними, с колпаком в руке, шел хозяин, который без конца кланялся, вытирал несуществующую пыль с дубового стола, блестевшего чистотой, придвигал к этому столу табуреты и повторял:
– Вот сюда... сюда... Вашим милостям здесь очень и очень понравится!..
– Нашим милостям хочется есть и пить... особенно пить... От сегодняшней скачки у нас в глотке настоящее пекло...
Вокруг уже суетились служанки, а хозяин кричал:
– Мадлон! Жаннетон! Марготон! Эй, плутовки, живее! Приборы для этих трех господ, умирающих с голоду... А я тем временем сам схожу в погреб за бутылочкой некоего винца из Вовре, только что привезенного, – ваши милости мне еще скажут за него спасибо...
– Слышишь, Монсери? «Ах, ваша светлость! Ох, ваша милость!»... Да, теперь уж и речи нет о том, чтобы требовать с нас плату вперед!
– Черт возьми! Когда видишь, что к тебе обращаются с должным почтением, на душе делается гораздо веселее.
– Это все потому, что теперь в наших кошельках звенят пистоли.
– Скажите-ка, красавица, как вас зовут?
– Марготон, мой господин.
– А ну-ка, хорошенькая Марготон, приготовь нам омлет получше, золотистый и пышный.
– И еще – одну вон из тех аппетитных индеек, что жарятся, как я погляжу, на вертеле.
– И еще какой-нибудь легкий паштет, хорошенько очищенный от жира, вроде паштета из дроздов, жаворонков или куликов.
– И еще немножечко сладостен, вроде сладких пирожков, крема или фруктового желе...
– Три бутылки божанси, чтобы запить все это.
– Плюс три бутылки этого вовре – оно и в самом деле, сдается мне, вполне приличное.
– Плюс три бутылки этого симпатичного сомюрского белого вина, которое пенится и искрится – так и кажется, что глотаешь золотистые жемчужины.
И вот янтарный омлет на столе.
– Ах, черт подери, я чувствую, как возрождаюсь, я дышу полной грудью! Мне кажется, что несколько прожитых нами последних месяцев были кошмарным сном и что я наконец пробуждаюсь.