Смертельный отпуск
Шрифт:
– Пойдем? – спросил он, кивком указав в сторону дома.
Прогулка у них сегодня, выход в город, как говорится. В поселок девушка не захотела, а в Геленджик – очень даже с удовольствием. От поселка на такси всего полчаса пути.
Возвращались они той же дорогой, какой и пришли. На тропинке у реки их ждали. Давид стоял на том самом месте, откуда Игнат сегодня утром утащил Лию в кусты.
Игнат не сразу его и узнал, настолько Давид изменился. Из худосочного паренька с нежными чертами лица он превратился в заматерелого мужчину с жестким взглядом. Высокий, крепкий, черты лица правильные, но загрубевшие на лагерных ветрах, волосы черные,
Давид пристально смотрел на Игната, если он пытался его заморозить, то кое-чего добился. Игнату действительно стало немного не по себе. Давид производил сильное впечатление, отрицать это бессмысленно.
На Игната Давид смотрел с осуждением, а на Лию с презрением. Но из себя не выходил, накопившаяся в нем энергия для взрыва не рвалась наружу, но чувствовалась. А взорваться Давид мог. Драться он особо не умел, но этот недостаток с лихвой компенсировался его бешенством, которое находило на него в схватке с противником. Он запросто мог схватиться за камень, за нож. И пырнуть он мог ножом, Игнат знал как минимум два таких случая. В драках стенка на стенку. Насмерть Давид никого не зарезал, даже до реанимации дело не доходило, поэтому к ответственности его никто не привлекал. Да и кто бы его сдал? Пацаны с Виноградного любили драться, а стучать – нет. И в Морячке такая же правильная братва… Эх, были времена. И сейчас не лучше. Но Игнат уже в этих сварах не участвует. Да и Давид вышел из глупого возраста. Хотя вряд ли поумнел.
– Ну, здравствуй!
Игнат понимал, что Давид руки ему не пожмет, поэтому пятерню ему не протягивал. И поздоровался сухо.
– Здравствуй, здравствуй… С Лией моей гуляешь?
Лия не вздыхала, даже головы не опустила, но ничего не сказала. Она сравнивала Игната с Давидом, и это сравнение было не в пользу Давида.
– Даже хуже.
– Что хуже?
– Для тебя хуже. Для меня лучше, – усмехнулся Игнат.
– А для нее? – Давид кивком указал на Лию.
Та в ответ лишь цокнула языком. Она-то яблоко раздора, но сейчас не время переводить на нее стрелки. Если Давид все знает, если он начал разговор с предъяв, то сначала нужно спросить с Игната, а потом уже выяснять с ней отношения. А спросить Давид мог, наверняка у него в заднем кармане джинсов находился кнопочный нож. А может, и под штаниной прячется.
– Нехорошо ты поступил, брат, – качнул головой Давид.
– Ну, во-первых, я не знал.
– А во-вторых?
– А во-вторых, я бы все равно закрутил с Лией.
– Влюбился?
– Может быть.
– Понимаю… Сам думал, что лучше биксы нет.
– Она не бикса! – угрожающе нахмурился Игнат.
С одной стороны, бикса – это всего лишь красивая девушка. Коза, бикса, чувиха. Но в уголовном мире биксами называют шалав и проституток…
– Ты много чего не знаешь, пацан, – едко усмехнулся Давид.
– Узнает! – резко глянула на него Лия.
– А я чистую девочку нашел. В Новороссийске.
– Флаг в руки! – Лия шлагбаумом опустила руку в западном направлении.
– Не знал, как тебе сказать. А теперь и говорить не надо, – одними губами усмехнулся Давид.
– Давай, давай! – Лия повторила жест.
– Зря ты с ней связался, – зло, но без наезда сказал Давид.
Повернулся к Игнату спиной, сунул руки в карманы и пошел, изображая полнейшее равнодушие к происходящему. А задний карман брюк оттягивало что-то похожее на нож.
Лия стояла не шевелясь. Давид поднялся вверх по склону, только тогда Игнат посмотрел на нее. Она вздохнула, заметив его взгляд, и побрела вдоль реки в сторону от моря. Остановилась возле знакомой ивушки, оперлась на ствол рукой. Игнат подошел, остановился напротив. Он ничего не сказал, но Лия почувствовала вопрос.
– Я с Молчаном жила, – тихо сказала она.
Игнат кивнул, принимая объяснение. Знал он, кто такой Молчан, фигура в уголовном мире серьезная. К тридцати годам он имел две ходки по воровским статьям, в тридцать шесть его короновали, а еще через два года убили где-то на Тайшетской пересылке. А брали его здесь, в Морячке, на продаже краденого автомобиля взяли. Все это Игнат знал. А то, что сказала Лия, нет.
– В «Морячке» работала официанткой, а там, ты знаешь, блатные бывают. Какой-то урод докопался, Молчан заступился, ну и…
– Понятно.
– Два года с ним жила.
– Ну да.
В ресторане Лия работала, с блатными хороводила. Может, и сама блатная кошка. Есть в ней что-то такое зубастое и царапистое, хотя и не злое. Но развратное. Игнату как с добрым утром отдалась, под купальником кожа у нее загорелая, может, она не только официанткой работает. Девушка она красивая, и блатным нравится, и курортникам. Может, не зря Давид ее биксой назвал.
– А в прошлом году его закрыли.
– И убили, – кивнул Игнат.
– Слышал? – с интересом глянула на него Лия.
– Он же в законе, слухи распространяются быстро.
– И я сейчас в кабаке работаю. И сейчас там блатные… Думаешь, кто-то пристает? Нет!.. Уважают!..
– Я пристаю.
– А если судьба у меня такая?
– Какая?
– А Молчан, Давид… Ты!.. Или ты такая же судьба, как ветер в голове? – едко усмехнулась она.
– Только Молчан? Только Давид?
– Ну был еще один, до Молчана… Курортный… Мне тогда девятнадцать лет было, так мозги закрутил… С тех пор я курортников седьмой дорогой… Да и раньше обходила… – пожала плечами Лия. И вдруг жестко глянула на Игната. – А ведь ты думаешь, что я шмара какая-то!
– А давай сегодня в «Морячок» сходим?
– Зачем?
– А посмотрю!
– Как меня снимают?..
– А тебя снимают?
– А пойдем сегодня в «Морячок»!
Лия резко поднялась и, задев Игната плечом, взяла обратный курс. Догонять он ее не стал и домой отправился в одиночку. И ей успокоиться надо, и ему мысли в порядок привести.
Дядя Валя уже вернулся домой с работы. Он командовал тракторной бригадой на винограднике и дома вел себя как начальник. Увидев Игната, он внутренне подобрался, приосанился, нахмурил брови. И руку пожал, вопросительно глядя ему в глаза. Крупный он дядька, сильный, рукопожатие крепкое, но кости у Игната не затрещали. У него у самого хватка железная, тренированная. Вольной борьбой с младших классов занимался, затем на самбо перешел.
– Накупался? – спросил дядя Валя.
Он и сам после душа, голова мокрая, сам пахнет мылом, на плече полотенце.
– Купался, – кивнул Игнат. – Но еще не наелся.
– На три недели, говоришь, приехал.
– На три недели?
– А потом?
– Потому уеду.
– И не останешься?
– А надо?
– Да нет… Деньги есть?
– Хотите одолжить?
– А ты не хочешь?
– Я на свои живу.
Дядя Валя хотел сказать что-то не очень приятное, но увидел мужчину, который стоял за калиткой.