Смерти нет
Шрифт:
После этого случая – хотя я всегда был рад видеть Иосифа Львовича – наши отношения стали какими-то стилизованными, утратив самое главное, что нас сближало: проникновенность в любую тему, бесшабашность суждений, то исповедально-курортное доверие, которое ты никогда бы не позволил себе в повседневной жизни. Думаю, мы оба почувствовали это. И когда настал день его отъезда, я даже облегчённо вздохнул. Мы обменялись служебными и домашними телефонами, Иосиф Львович отбыл на свою географическую родину, кажется, в Новосибирск. В тот же вечер я познакомился с очаровательной блондинкой, с которой уже не надо было обсуждать, например, голубой период творчества Пикассо. С новой страстью я погрузился в атмосферу запахов Chanel, кружевного белья и томных женских вскриков.
Всё хорошее проходит стремительно, и вскоре настал последний день отдыха. Как художник, я должен был осмыслить, впитать в себя происшедшие события, людей, принимавших в них участие, и саму атмосферу этого крымского городка, – очевидно, Калошин снова вспомнил Горбачева, ибо лицо его несколько исказилось. – Я бродил по набережной и даже не обращал внимания на многозначительные взгляды женщин, думая почему-то не о них, а об Иосифе Львовиче.
На следующий день я уже был дома. Работа сразу захватила меня, и жаркие курортные будни стали постепенно уходить в прошлое.
Однажды друзья пригласили меня на рыбалку. К полудню клёв закончился, и мы достали из речки заранее опущенные туда бутылки с пивом. На расстеленную газету поставили бокалы и положили огромного вяленого судака.
Белошапка нервно заёрзал на стуле, заглядывая в опустевший стакан. Калошин, углублённый в воспоминания, не заметил его жаждущий призыв и продолжил свой рассказ.
– Смотри-ка, таблица розыгрыша лотереи ДОСААФ, – ткнув пальцем в газету, сказал один из приятелей. – Говорят, в этом году будет разыгрываться новая двадцать четвёртая модель «Волги».
Какое-то неясно-тревожное предчувствие возникло на пороге моего сознания, но, так и не успев конкретизироваться, исчезло. Я пил пиво без особого желания, и мысли мои были далеко. Самое странное заключалось в том, что я не понимал, где именно: во всяком случае, не здесь, возле реки. Когда спала жара, мы снова возобновили рыбалку. Я рассеянно следил за поплавком, не замечая поклёвки. Вечером, собравшись варить уху, мы разложили из сухих веток костёр. Один из моих друзей скомкал служившую скатертью газету, сунул её в костёр и поднёс спичку. Малиновый язычок пламени охотно лизнул промасленную рыбьим жиром бумагу. Билет! Лотерейный билет! Таинственные механизмы удачи наотмашь ударили по ветхой моей памяти. Я выхватил газету из костра и голыми руками затушил огонь.
У меня не было никаких сомнений в том, что билет, который находился у Иосифа Львовича, выиграл автомобиль. С трудом я переждал ночь, а утром, сославшись на недомогание, уговорил друзей ехать домой, чем вбил последний гвоздь в гроб своей рыбацкой репутации.
Дома я разыскал некогда сунутую мне в карман бумажку и, разгладив рваную обгоревшую газету, долго не решался заглянуть в таблицу розыгрыша. Наконец два травмированных ошмётка газеты соприкоснулись друг с другом, и взгляд мой медленно заскользил по столбцам цифр. Косясь в шпаргалку, я сравнивал их с написанными шариковой ручкой каракулями. Заветный код становился всё ближе и ближе, сердце мое билось всё чаще, я уже почти видел вожделенные цифры! Но, – Виталий стукнул кулаком по столу, уже в который раз испытывая потрясение от досады, – на предполагаемом месте полного совпадения оказалась… прожжённая угольями дыра.
Белошапка подскочил со стула и довольно грубым словом высказал свое волнение, даже, я бы сказал, восхищение. Признаться, меня тоже задело остросюжетное повествование ваятеля.
– Экие вы, однако, впечатлительные, – сказал Калошин, но было заметно, что он доволен произведённым эффектом. Виталий хотел было разлить оставшуюся водку по стаканам, но вдруг передумал и поставил бутылку на стол.
«Видимо, на концовку легенды оставляет, – подумал я. – Сказочник хренов…»
– Я прижал газету к груди, – продолжил рассказ скульптор, – и заплакал. Нет, не потому, что мне стало обидно за столь нелепую коллизию судьбы, а оттого, что мое нервное напряжение уже, вероятно, достигло апогея. В голове мелькнула мысль: «А может, не получить желаемого – это иногда и есть везение?» Но я оделся и пошёл в сберегательную кассу. Развернув свой клочок газеты с написанным номером, я приблизился к стенду с таблицей розыгрыша и взглянул на запомнившееся место. Номера на выигрыш «двадцатьчетвёрки» совпадали. Неимоверное спокойствие, даже умиротворение овладело моим сознанием. Я брёл по улицам, ничего не замечая перед собой. Придя домой, я лёг на диван и проспал до позднего вечера. Такого глубокого и, к месту сказать, мертвецкого сна у меня не было со времени службы в армии. Проснувшись, я разыскал номер телефона крымского приятеля и позвонил ему, в Новосибирск. На том конце провода подняли трубку; ответила женщина с печальной, как мне показалось, интонацией в голосе. Я представился и попросил позвать к телефону Иосифа Львовича. После достаточно длинной паузы она ответила, что её муж на прошлой неделе… скончался. В трубке послышались глухие рыдания. Я молчал, не зная, что сказать в ответ. Наконец я выразил вдове свои соболезнования, и связь тут же прервалась: очевидно, она положила трубку.
Бессвязные мысли хаотично крутились в голове, но к вечеру я почти утвердился во мнении, что театральный администратор решил таким кощунственным способом обмануть меня и в сговоре с женой инсценировал свою смерть. В памяти сразу воскресились его удачные попытки любыми путями избежать расплаты за выпивку. Театрал хренов – не на того нарвался! Но уже через минуту я кардинально поменял своё предположение: а что, если он действительно умер? Я закурил сигарету и подошёл к окну. А может быть, его жена и не ведала о крупном выигрыше. А для ритуально-погребальных затрат ей такие деньги, скорее всего, не помешают. Но отыщется ли лотерейный билет? Я решил ехать в Новосибирск. Пожалуй, удивится Иосиф Львович, увидев меня, ежели он всё-таки пребывает в здравии.
Ранним утром я сел на скорый поезд Адлер – Новосибирск, который уже через несколько минут увёз меня в столицу российской науки. – Калошин снова взял со стола бутылку и на сей раз намерения своего не поменял: плеснул в стаканы немного водки.
– Виталик, а ты не брешешь? – с подкупающей прямолинейностью спросил плотник.
– Век воли не видать, – ногтем большого пальца ваятель клятвенно дёрнул себя за передний зуб. Этот обет бригадира, видимо, настолько убедил Белошапку, что, едва выпив спиртное, он потребовал продолжать рассказ.
– Ну, дальше начинается самое интересное. – Калошин, последовав примеру гробовщика, выпил, затем не спеша закурил сигарету. – Елизавета Владимировна – именно так звали хозяйку – долго не могла понять, чего же от неё хочет курортный знакомый покойного супруга. Подозрения об имитации смерти Иосифа Львовича я отбросил сразу: скорбь вдовы оказалась настолько естественной, что не вызывала никаких сомнений. Да и обстановка в доме соответствовала недавно побывавшей здесь смерти. Я почувствовал это.
– Как это – почувствовал? – удивился плотник.
– Коля! Ты же на кладбище работаешь… – возмутился скульптор. – Неужели не ощущаешь, когда разобщаются дух и материя? – но, взглянув в лицо Николая, лишь махнул рукой. – Елизавета Владимировна сказала, что о лотерейном билете муж ей ничего не говорил. И это было похоже на правду. Возможно, забыл; а может быть, хотел утаить крупный выигрыш. Я стоял в растерянности и не знал, как сформулировать намек, что надо бы этот чёртов билет найти. Но вдова оказалась не только догадливой, но и практичной женщиной – она тут же организовала в квартире тщательные поиски, к которым подключился и ваш покорный слуга.