Смертоцвет
Шрифт:
Однако на этом он не остановился. Воспользовавшись тем, что обнаруженный в Залесском тоннель не был уничтожен и не охранялся должным образом, он проник на территорию Залесского и поразил проклятьем смертоцвета всех его обитателей.
— Это все понятно, — прервал ее Оболенский. — Интереснее другое. Почему он себя-то убил? Есть какие-нибудь соображения? Совесть проснулась? Но у этакого человека с руками по локоть в крови — и вдруг совесть…
— Совесть совершенно ни при чем, — ответила Таня. — Как вы уже знаете, при обыске квартиры Ферапонтова обнаружено вот это.
Она достала и положила на стол небольшой резной
— Наши исследования показали, что это-то и есть жезл флороманта, при помощи которого накладывалось проклятье. И к настоящему времени его сила полностью истощилась. Эльфийские артефакты работают, в основном, за счет силы, заложенной в них при жертвоприношении рабов или иных ритуалов с ними. Соответственно, заряд каждого артефакта конечен. Происшествие в Залесском, по-видимому, истощило артефакт почти до предела. Ферапонтов осознал, что без артефакта он стал почти бесполезен для подпольщиков, но зато представляет для них опасность, как человек, знающий явки и многих лидеров лично. Вероятно, он опасался покушения с их стороны. И потом его, как человека психопатического склада, вероятно, очень удручало ощущение обретенной и потерянной власти. Сам по себе он был маг очень слабый, у него только десять душ в Тамбовской губернии. А артефакт делал его значительным лицом, крупным игроком. И вот он его потерял…
— Нда, реконструкция правдоподобная, — произнес Оболенский, побарабанив пальцами по столу. — Впрочем, могла иметь место и совесть. Пишет же он, простите, дескать, меня. Совесть у людей, иной раз, просыпается именно тогда, когда наворотил дел, а как расхлебывать — не знаешь. Вот у меня, когда я еще был в вашем возрасте и в чине штаб-ротмистра, был такой случай… впрочем, ладно, это как-нибудь потом. Вы продолжайте, продолжайте, Татьяна Владимировна.
— Я не спорю, может быть, и совесть тоже, — Таня пожала плечами. — В любом случае, он пришел к осознанию полного краха. Возможно, имел место и конфликт с Уваровым или его дочерью Ариадной. Тут сложный момент: семейство это ему было явно близко, но сам он занимался вещами, прямо противоречащими убеждениям этого консервативного семейства. По слухам, он собирался делать Ариадне предложение, а какое тут предложение, когда сам он бунтовщик, и это могло в любой момент открыться?
— Ну, это подобных людей не останавливает, — вздохнул Оболенский.
— Может быть, но двойственности он не мог не чувствовать, — сказала Таня. — И не мог не понимать, что сильно рискует, особенно Уварова была для него важна. Похоже, все это вместе его и надломило.
— Ну, ладно, это все уже лирика, — Оболенский жестом остановил ее. — Так или иначе, у нас нет арестованного флороманта, а есть его труп. Нет арестованной Надежды, а есть Надежда, гуляющая на свободе.
— Неважные дела, — кивнул полковник, пожевав губами и скривившись. — В общем-то, если называть вещи своими именами, это полный провал.
— Я этого не отрицаю, — твердо ответила Таня, выдержав взгляд полковника. — Главный подозреваемый мертв, его связи с подпольем в точности не установлены. Но есть и хорошие новости. Во-первых, мы можем быть в достаточной степени уверены, что преступлений флороманта больше не будет. Во-вторых, у нас есть важная зацепка: место передачи винтовок.
— Разумеется, они туда не явятся, — полковник махнул рукой. — И потом, дело не только в этом. Вы
— Немного представляю, — мрачно проговорила Таня.
— Немного… — проворчал полковник. — Это, между прочим, большой удар по нам… по нашему делу. К этому делу оказалось приковано внимание и императора, и Госсовета. Как так, какие-то нигилисты убивают лояльных подданных, средь бела дня да еще таким ужасным способом. Изловить! Доложить! А что я теперь доложу? Преступник долгое время ходил у нас под носом и в итоге остался безнаказанным. Да еще и один из эпизодов — это история в Залесском, а привлекать внимание начальства к Залесскому… сами понимаете, не с руки нам.
— Со всем уважением… я бы про Залесское вовсе наверх не докладывала, — вставила Таня.
— Не учите… — полковник поморщился. — Что мне докладывать, а что не докладывать, это я сам разберусь.
— Однако я с вами не согласна насчет винтовок, — сказала Таня. — У нас есть бумага, согласно которой передача новой партии винтовок планировалась на побережье Финского залива, куда должен подойти катер. День передачи наступит очень скоро, но они не могут в точности знать, что мы взломали шифр. При этом винтовки нужны Надежде, как воздух, а она человек, конечно, рискованный. Может попробовать на авось явиться на встречу.
— Бросьте, люди Паскевича не будут ничего передавать в условиях, когда мы обо всем знаем, — полковник только рукой махнул. — О чем вы вообще говорите. Они сейчас будут прятать концы в воду, а не винтовки раздавать.
— Вот именно, — Таня кивнула. — Они будут прятать концы в воду и точно не будут связываться с подпольем и предупреждать его, что сделка отменяется. А не получив такого сообщения напрямую, Надежда может рискнуть. На это мой расчет.
— Слабенький расчет, слабенький, — полковник покачал головой. — Впрочем, чем черт не шутит… Как вы думаете, ваша светлость?
— Я думаю, что госпожа Ермолова права, — проговорил Оболенский задумчиво. — Это авантюра чистой воды, но попробовать следует. Мы сейчас в очень неприятной ситуации, нам нужно предъявить какой-то успех по этому делу, а успех этот может быть, только если поймаем Надежду или хоть кого-то из верхушки ее группы. Я даю добро на операцию.
— Спасибо, — Таня как-то даже разрумянилась, что ей было обычно несвойственно. — С деталями я ознакомлю вас позже.
— Сделайте одолжение, — Оболенский кивнул с усталым видом. — А вам, Брагинский, нужно продолжать поддерживать отношения с семейством Уваровых. Сейчас ситуация стала очень напряженной, особенно из-за убийств флороманта. Нам может потребоваться любая поддержка — в том числе, и такого человека, как Уваров. Как вы сами думаете, может он выступить на нашей стороне?
Герман покачал головой.
— Уваров — человек с принципами, это видно. Но какие именно это принципы, мне сказать трудно. Я слишком плохо еще его знаю. Вот его младшая дочь, Ариадна… мне кажется, она могла бы, но в какой степени она имеет влияние на отца…
— Хорошо, спасибо за ваши наблюдения, — Оболенский снова постучал пальцами по столу в задумчивости. — Если будет возможность, побывайте еще в его имении, понаблюдайте. И передайте графу, что у нас есть возможность вернуть его в правительство. Может быть, не на тот же самый пост, но в любом случае вернуть его из отставки.