Смертоцвет

Зимовец Александр

— Вы были в Орземунде?

— Бывал. Красивые по-своему места, хотя, конечно, очень мрачно. Меня даже водили на поверхность в специальном герметичном костюме. Впечатления, скажу я вам, на всю жизнь.

Герман кивнул. В гимназии их учили, что гномы жили под землей не всегда, а только с тех пор, как магическая война превратила поверхность их мира в безжизненную пустыню зараженную. Говорили, что она была инспирирована демонами, и что теперь эти демоны стали полновластными владыками мира над шахтами.

Так это или нет, доподлинно было неизвестно в полной мере даже самим гномам, так они поднимались

на поверхность редко и далеко от входа в шахты не отходили. Каменные подземелья стали домом уже для многих поколений, а магию гномы уничтожили. Физически — вместе с рабством и вместе с аристократией. За это из не любили ни эльфы, ни люди, и, в частности, в Российской империи им официально было разрешено проживать даже позже, чем вампирам. И конечно, под строгим надзором и с обязательством не проповедовать своего учения о равенстве всех перед каменными богами. Те, впрочем, почти никогда и не проповедовали и жили обычно тихо, хотя среди революционеров некоторые и считали их своими естественными союзниками.

— А вы, мой друг, историей гномов никогда не интересовались? — спросил князь.

— Нет, я как-то в последнее время больше с историей эльфов имею дело.

— В этом есть резон, — князь покивал головой. — Эльфы — это путь, по которому мы пошли. Гномы — это путь, по которому мы могли бы пойти.

— Жить под землей в тесноте, не видя света божия? — Герман поежился. — Так себе путь.

— Нет, я несколько о другом… — проговорил задумчиво князь. — Впрочем, неважно. Расскажите лучше дальше, что там было на балу у баронессы фон Аворакш. Вы знаете, я ведь знаком с баронессой. Потрясающая женщина, просто воплощение бессмертной женственности.

— Да уж, что бессмертной, это точно, — Герман усмехнулся и стал рассказывать.

* * *

На вторую неделю своего вынужденного безделья Герман получил письмо от графа Уварова, в котором тот интересовался, как идут у него дела и сетовал на то, что молодой человек «очевидно очень занят по службе, так что совершенно забыл дорогу в их дом». Далее шло приглашение на вечер, который граф устраивал пару дней спустя.

Что ж, лучшего повода наведаться к графу и придумать было нельзя. Герман подготовился основательно, надел недавно пошитый новый фрак и явился в назначенный час.

На сей раз вечер не предвещал никаких сюрпризов и в самом деле прошел без них. Танцев не было, музыку небольшой еврейский оркестр играл только для фона, Герман пофланировал в просторной гостиной среди пожилых приглашенных, побеседовал с одним статским советником о римском праве и современной поэзии, а от одного генерала почтительно выслушал наставления относительно того, как надлежит правильно себя вести с дамами. Бог весть отчего генерал решил, что Герман в этом отношении нуждается в инструкциях.

Ближе к концу вечера, когда Герман совсем уж успел заскучать, явилась среди гостей Ариадна. Она все еще носила черное платье, и как-то обмолвилась, что отец ее этим недоволен. Его можно было понять: носить траур не по родственнику, и даже не по официальному жениху — это жест весьма откровенный, за который можно подвергнуться осуждению и даже насмешкам. Впрочем, Герман полагал, что подвергать насмешкам мощнейшего пироманта,

и к тому же девушку весьма эмоциональную — не самая умная затея.

Она была заметно рада его приезду, хотя и, кажется, смущена им. Остаток вечера, когда старички-гости уселись за карты, они провели почти исключительно вдвоем.

Разговаривали обо всем на свете: об эльфах, о магии, о способах раскрытия преступлений, о стихах. Герман хотел, было, прочесть что-нибудь из экстатистов, да так и не решился, в присутствии Ариадны он отчего-то становился скромнее обычного.

Она же понемногу рассказывала ему о своих экспедициях в осколки вместе с Ферапонтовым, хотя и избегала называть его прямо, и всякий раз чуть запиналась, когда приходилось о нем говорить.

Говорили об учебе на Высших магических курсах, где они вместе с Галатеей поражали преподавателей своими огненными вихрями — не в буквальном, конечно, смысле. О том, что Галатея вот-вот будет официально помолвлена с графом Волконским, и как все в семье за нее рады, потому что это действительно чудесная партия. О том, что они с Галатеей в детстве хотели отпустить всех крепостных на волю, и даже подписали своей старой няне вольную — просто на обычном листе бумаги написали и расписались, и долго удивлялись, отчего ж она не стала свободной. Пока не спросили отца и не узнали от него, что, во-первых, вольная без заверения духовного целителя недействительна, а во-вторых, они еще несовершеннолетние, и права давать такие распоряжения не имеют.

— Мы тогда очень упрашивали его самого ее отпустить, но он сказал, что позже, когда мы подрастем, то сами отпустим ее, — Ариадна вздохнула. — А потом она умерла, пару лет назад. Мы уж к тому времени и забыли про ту свою проделку. А вот на похоронах Тея вспомнила, так мы обе расплакались.

— Грустная история, — Герман покивал. — А сейчас бы вы ее отпустили, будь она жива?

— Она сама не хотела, — Ариадна улыбнулась. — Многие не хотят, наверное, даже большинство. Даже странно, что… он этого не понимал.

— Может быть, именно это и бесило его больше всего, — осторожно вставил Герман. — Знаете, некоторые люди совершенно не переносят того, что кто-то думает иначе, чем они. Считают это преступлением и готовы за это наказывать.

— О, нет, это все совершенно не о… нем… — Ариадна вспыхнула и чуть отвела взгляд. — Он был человеком увлекающимся, живо интересующимся миром вокруг, может быть даже не замечающим от этого чувств других людей, но не… настолько холодно-жестоким, как вы говорите. Узнай вы его получше, вы бы то же о нем сказали.

— Я верю вам, и все же… — начал, было, Герман, и остановился. Ему хотелось еще сказать, что, все-таки, мы говорим о человеке, совершившем целый ряд хладнокровных убийств, и что, как к нему ни относись, и какие положительные качества ему ни приписывай, но уж не заподозрить его в жестокости трудно.

— Молчите, — сказала негромко Ариадна, выставив вперед ладонь, словно отгораживаясь от неприятной правды. — Как бы там ни было, не будем об этом.

И они больше об этом не говорили, а вместо этого Герман стал ей рассказывать о гномах — как раз то, что на днях узнал от Шервашидзе, так и прошел остаток вечера. А прощаясь, она попросила Германа заглянуть к ним как-нибудь через пару дней уже без повода.