Смертоцвет
Шрифт:
— И что это может значить? — прошептал Герман. От новости захватывало дух. Он, как и почти любой подданный империи, да и вообще почти любой человек в мире привык считать российского императора кем-то вроде живого бога. Имперская церковь уже второй век поклонялась, фактически, именно ему, и это не особенно даже скрывалось. Лицо императора — усатое, сосредоточенное, иногда грозное, а иногда, напротив, по — отечески добродушное — смотрело на подданных с икон, с парадных портретов, с растяжек на ярмарках, с украшенных к празднику витрин.
Никто никогда
И вот, значит, теперь…
— Никто не знает, что это значит, — Таня покачала головой. — И именно поэтому все потеряли голову — потому что не знают, как теперь жить, и что теперь будет.
— Погоди, но, в конце концов… есть же Закон о престолонаследии… ну, если вдруг…
Таня посмотрела на Германа с сочувствием, как на человека, который сам не понимает, какую глупость говорит.
— Ты сам отлично знаешь, что к этому никто не готов, — сказала она. — И меньше всего к этому готовы те, на кого падет вся ответственность. Вот ты сам в курсе, кто сейчас наследник престола?
— Погоди… цесаревич Сергей Николаевич… вроде бы…
— Во-от, — грустно протянула Таня. — Он умер два года назад, а ты даже не в курсе. После его смерти цесаревичем объявлен великий князь Андрей Николаевич, но ему сто четыре года, и он почти не ходит — если только под себя. О том, что он стал наследником престола, кажется, даже почти не писали в газетах, потому что кому какое дело? Все знают, что император уже пережил три десятка своих наследников и еще столько же переживет.
— А если не переживет, то…
— То будет чудовищный хаос. В масштабах всего мира. Хорошо если эти слухи еще не вышли за пределы страны, не проникли в Британию, в Австрию, в Шварцланд… Стоит им почувствовать, что у нас начинается, смута, как ты просто не представляешь, что начнется. А гномы? А эльфы? А бог знает, кто еще там сбежится на шум из дальних уголков Междумирья. И на фоне этого всего гвардия и Третье не придумали ничего лучше, как устроить заговор.
— А кто стоит во главе? Апраксин?
— Вероятно. Впрочем, он никогда не любил быть лидером, он серый кардинал. А Паскевич-старший для такого староват, есть кто-то еще. Знаешь что, нам сейчас очень нужен Уваров и его связи в этом лагере. Ты говорил с ним?
— Видишь ли, удобного момента не было, и…
— Нам теперь некогда ждать удобного момента! Все может начаться со дня на день. Впрочем, покушение важнее. Значит, ты говоришь, саботировать они побоятся?
— Нет, это точно не выход. Нужно, чтобы они сами отказались от покушения. Те, кто за ним стоит.
— Легко сказать, когда мы даже толком не знаем, кто они… а впрочем…
Она покопалась в бумагах, которыми был завален стол, и извлекла из-под груды рапортов штабную карту, после чего стала разворачивать ее прямо поверх прочих бумаг, едва не опрокинув чернильницу.
— Смотри, — она указала она куда-то в правый угол карты, расчерченной карандашными линиями с пометками ее мелким аккуратным почерком. — Вот здесь находится мост, а вот тут, всего в полуверсте деревня Грабино, поместье Паскевича. И буквально неделю назад тут прискакал управляющий и объявил, что по случаю рождения у хозяина сына все работы на неделю отменяются, надо только гулять да молиться за наследника рода Паскевиче. Выдал каждому, включая баб, по несколько рублей серебром, отчего те тут же закатили пир, многие перепились и лежали несколько дней влежку. И при этом заметь: у Паскевича это пятый ребенок, а прежде подобных приступов щедрости за ним не водилось — это все наш агент среди его приказчиков докладывает.
— Поразительная щедрость, — проговорил Герман задумчиво. — Я слышал про такое. Это означает…
— Это означает именно то, что ты думаешь, — Таня кивнула. — Их готовят на убой. Они завяжут на Грабино отдельный канал, и через него запитают того, кто будет давить щиты жертв покушения. На это потребуется много силы — вероятно, они выпьют все населения села без остатка.
— Нда… — протянул Герман. — Впрочем, кажется, я знаю, на что ты намекаешь.
— Мне всегда импонировала твоя догадливость. В другое время я бы никогда такое не предложила, во всяком случае, без санкции Оболенского. Но сейчас время не другое, а какое есть, и у нас его очень мало.
* * *
Село Грабино оказалось неказистым, избы стояли вдоль единственной улицы, кособокие и нескладные. Чувствовалось, что пригляда за местными никакого не было, лишь бы оброк платили да магическую барщину справляли вовремя. Забытая деревня, как она есть, и как, должно быть, они тут обрадовались, когда явился сюда управляющий и привез денег. Ни у кого, конечно же, ничего не екнуло. Они-то, поди не слышали про то, чем такая щедрость кончается…
Герман явился в село на рассвете, когда селянам полагалось только продирать глаза, но нынче обстановка в селе была не по обычному расписанию. Гульба, вероятно, шла всю ночь, даже несмотря на то, что продолжалась уж не первые сутки. Улица содержала следы безудержного веселья, то есть, проще говоря, была изрядно заблевана, а кое-где виднелись и темные кружочки крови, накапавшей из чьего-то расквашенного носа.
Это было на руку тому, кто собирался использовать силу. Сам ли это Паскевич, или кто-то другой подключился к его каналу? Неважно. Главное, что материал для своего чародейства они подготовили хороший, податливый.