Смертоцвет
Шрифт:
— Вы, ваше высокоблагородие, что же, назад в столицу поедете? — спросил он Таню, как бы между прочим. — Вечерний-то поезд, я полагаю, уже ушел.
Надо сказать, что с момента памятного визита к Оболенскому отношения их зависли в непонятном статусе. Герман тогда сгоряча предложил, чтобы ему прямо сейчас отправиться к генералу Ермолову да попросить ее руки, на что Таня только скептически выгнула бровь и спросила: «Как ты это себе представляешь, чтобы поручик женился на подполковнике? Помимо того, что в самой фразе сквозит какая-то содомия, но это еще и несовместимо с субординацией». Герман и сам понял,
— Нет, что-то уже поздновато, — ответила Таня на его вопрос. — Я бы воспользовалась вашим гостеприимством, поручик, если вы не против.
— О, нет, разумеется, — ответил Герман с довольной ухмылкой. — Мне как раз недавно привезли восхитительный ковер из шерсти пещерного яка. Хотите взглянуть?
Глава третья
Творится волшебство без источника
Через кордон, что ныне отделял село Залесское от всего остального мира, Герман, как обычно, проходил с неприятным чувством. Село поместили под прозрачный колпак, который если не цветом, то формой напоминал ту черную полусферу, что вспухла над заводом стараниями Пудовского. Пройти сквозь нее можно было только в одном месте — на проходной, где дежурили три человека в жандармских мундирах во главе с вахмистром.
Усатый вахмистр проверил у Германа бумаги, кивнул.
— Озоруют оне, — сказал он Герману со вздохом. — Хоть бы вы их уняли. Позавчера заспорили, кому пол в казарме мести, так чуть всю начисто не разнесли, нам с ефрейтором вмешиваться пришлось. А то на днях принялись чародейными стрелами яблоко с крыльца сбивать, так один выстрел в нашу будку прилетел. Хорошо, ефрейтор Макаров по нужде отошел, а то б его убило. Сказали бы вы им, что нечего магией направо-налево кидаться-то. Опасно, да и беспокойно. Неровен час кто узнает, чего хорошего?
— Поговорю, — вздохнул Герман. — Но что я могу, кто я им?
— Как так, кто? — удивился вахмистр. — Вы им барин. Они вас слушаться обязаны.
— Да вы ж знаете, — Герман пожал плечами. — Барин-то я им только на бумаге, а так-то никакой магической власти у меня над ними нет.
— Ну, так что ж? — вахмистр усмехнулся в усы. — По мне, так мужик барина должен слушаться и без всякой магии. Вот, моему Гришке на днях в гимназии рассказывали, были такие времена, когда никакой магии не было, а мужики бар и тогда слушались. Стало быть, можно и так.
— Ну, я попробую, — Герман улыбнулся ему и пожал руку.
Едва он миновал проходную, как почти сразу же на дорожке ему попался Митрич, наполовину седой бывший мастер стекольного цеха, а нынче — староста села, выбранный Германом за рассудительность и спокойствие. Когда он первый раз после памятных событий в Залесском беседовал с его обитателями, почти все они или отчаянно ругались или затравленно смотрели на него, выпучив глаза и изредка вставляя фразу-другую, словно через силу. Митрич же говорил обстоятельно. Казалось, случившееся не очень-то его и шокировало.
— Здорово, барин, — взмахнул он рукой. — Давненько тебя не видать было. С чем пожаловал?
— Да вот, проведать вас, — ответил Герман. — Узнать, все ли в порядке.
— Какое там, в порядке, — вздохнул Митрич. — Скука одолела. Ни работы нет, ни развлечения какого. Сидим и сидим тут, арестанты в остроге веселее живут. Хоть бы водки, что ли…
— Да вам же выдают?
— Да чего они выдают? По рюмке в день за обедом. Это ж разве выдают, этаким тоску не зальешь.
— Ну, сильно-то ее заливать тоже не дело, — Герман покачал головой. Ему вдруг представилось, что будет, если здешние обитатели, способные призывать дворянские шпаги и чародейные стрелы, напьются допьяна. Лучше было бы в это время рядом не находиться.
— Оно так, — снова вздохнул Митрич. — Да ведь скука смертная. А с водкой еще бы куда ни шло. Может, уговоришь их, барин, а? Бога бы за тебя молили.
— Уж и так вахмистр на вас жалуется, — произнес Герман. — Зачем в будку стреляли-то?
— Да это Егорка с Никишкой, я уж им выволочку сделал. Дело-то молодое, а тут ни баб, ничего. Ну и бесятся парни, что с них возьмешь.
— Ты уж постарайся, чтобы этого больше не было, — сказал Герман внушительно. — От жандармов жалобы тоже без надобности. Давай так, если в другой раз приеду, а на посту мне скажут, что вы магию попусту не творили, и никаких на вас жалоб нет, тогда устрою вам водки побольше.
— Тяжело, — проговорил Митрич задумчиво. — Я бы сам-то магию эту… глаза б мои не видали, а ребят удержать тяжело будет. Молодые же, все им интересно. Ну, да попробую.
— Попробуй, попробуй, — Герман кивнул. — Если надо, моим именем скажи, что, дескать, хозяин здешний настаивает, и что он обещает…
— Ты, барин, вот что пойми, — произнес с расстановкой Митрич. — Мы тебя ведь об этом обо всем не просили. Да, если бы не ты, нас бы тогда, наверное, черти на куски разорвали. Это так. Но, а сейчас-то что? Сейчас мы сидим и ждем, когда нас эти дружки твои в мундирах на куски разорвут. Сильно это лучше, как ты думаешь?
— Вас никто не разорвет, — произнес Герман, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности. — Если бы вас хотели убить, то уже бы убили.
— А если бы не хотели, то уже б отпустили, — вздохнул Митрич. — Вы там, баре, просто не решили еще. А мы тут сидим, каждый день смерти ждем. Знаешь, каково?
— Я клянусь вам…
— А ты, барин, не клянись! Нешто я не понимаю, что ты не все можешь сделать, что ты для них тоже сошка мелкая. Я-то верю, что ты добра желаешь, да черта ли нам от твоего желания! Бежать нам надо, бежать…
Он вдруг осекся и испуганно посмотрел на Германа, сообразив, что сболтнул лишнего.
— Не надо вам бежать, — Герман помотал головой. — Тогда они вас… под землей найдут. Тогда точно вам конец. Я, может быть, еще как-то смогу это все уладить. На службу вас принять, может быть.
— К вам, что ли, в жандармы? — Митрич усмехнулся.
— А хоть бы и к нам… Нам всегда толковые люди нужны. Пойдете в арестный взвод или еще куда.
— Да болтовня это все, барин, ты ж сам понимаешь, — Митрич прочистил горло и сплюнул на землю. — Все это большие люди будут решать, не тебя чета.