Смеющийся Пеликен
Шрифт:
«Выйду замуж, — думала Аинка, — и меня каждый день избивать будут». — Даже дрожала от этой мысли и на женихов готова была броситься с ножом или копьем. «Почему с женами всегда кулаками разговаривают мужья, ведь у них, как и у других людей, тоже рты есть? Но для ругани, наверное, только предназначены. Зачем, мне муж? — думала. — Лучше сама охотиться буду, зверя добывать, помогать родителям. А если замуж выйду, то наверное, за искалеченного — без рук, лишь бы не бил меня».
— Отказала! — крякнул Кыкват. Ему вспомнилось, как приезжали в селение веселые, с красными лоснящимися лицами юноши — сыновья важных родителей, а утром уезжали тихо, тайком, пряча глаза от жителей, как не подобает уезжать таким юношам. Женихам разве отказывают?
Девушка так и съежилась за стенкой шатра.
— Аинка красивая, — продолжал шаман. — Даже важный человек может взять ее… третьей женой. Хорошая третья жена будет.
— Она и первой не хочет! — засмеялась Лайнэ. — Вон приходил Амек, хотел взять ее третьей женой, сразу отказала. Важный человек. Хорошо кормил бы ее, хорошо одевал бы.
— Почему отказала? — удивился шаман. Значит, Амек все-таки вчера приходил свататься к Аинке, но ничего не сказал ему. Хитрец…
— Говорит, обеих жен бьет, значит, и ее, третью жену, тоже бить будет.
— Для того жена и предназначена, — глубокомысленно заметил шаман. — Собак тоже бьют, чтобы слушались, тогда хорошо нарту тянут.
«Не собака я!» — хотела крикнуть Аинка, но закусила губу. А шаман продолжал:
— Заставить надо.
— Раньше могла заставить, а теперь старая стала, слабая. Что хочет, то и делает она.
Забыв про поясницу, Кыкват дернулся от возмущения — как это не слушает старших! — но сзади кто-то словно вонзил в него когти. «Ох!» — вскрикнул он и согнулся пополам. Лайнэ испуганно смотрела на него. Из шатра донеслось: «Ох!» — Это был слабый голос Татая.
— Посмотри, посмотри скорее на спину, кто сидит там? — прохрипел шаман. Лайнэ со страхом обошла вокруг него.
— Никого нет, не вижу.
— Вот какая злая и могущественная болезнь — даже не видно ее! — Кыкват стоял согнувшись, потом решил: — Лучше уйду отсюда, иначе самого съедят болезни.
— Пропали мы, совсем пропали! — Лайнэ метнулась в шатер, вернулась со связкой шкурок и торопливо стала развязывать ее дрожащими руками, — Бери песцов!
Кыкват, стоя на четвереньках, невольно покосился на шкурки. Хорошо выделанные — мех так и струится при каждом движении, на шерстинках будто капли сверкают.
— Не надо песцов, — мотнул он головой. — Зачем они мне?
— Ты сказал: отдай песцов, — растерялась Лайнэ. — Почему сначала одно говоришь, а потом другое?
Шаман, глядя в землю, упрямо бубнил:
— Разве мало у меня песцов? Все несут. И песцов, и лисиц, и росомах. Бери, говорят, только вылечи от болезней. Научи правильно думать, правильно поступать… Не нужны.
Наверное, облезлые они у тебя? — Он повторил сердито: — Аинку надо отдать старшине третьей женой.
— Как ее отдашь? — не поняла Лайнэ, — Видишь: непослушная она.
— Пожалуй, не уйдут болезни… — прохрипел Кыкват. И добавил с возмущением: — Раньше молодежь не знала такого: непослушной быть.
— Как это — не уйдут? — встревожилась Лайнэ и, тоже нагнувшись, заглянула в его лицо.
— Ты сказал: все болезни тебя боятся. Почему не прогонишь их?
Он повернул налитое кровью лицо:
— Если Аинка согласится женой Амека стать, попрошу Сверху Сидящего. А если не согласится, как буду просить я за непослушную? Ох!
— Как заставлю ее?
Кыкват вспомнил о дурманящем, порошке из сухого мухомора.
— Снадобье дам тебе. Выпьет она, после этого все, что скажешь ей, делать будет.
— Какое хорошее снадобье! — расплылась в улыбке Лайнэ. — Хорошо бы всем такое иметь. Все бы друг друга слушались!
— Ге! Только у меня есть такое снадобье, — расправил было спину Кыкват, но тут же клюнул носом прямо в сугроб! — Хе!
Из шатра донесся стон. Татай позвал жену. Встревожившись, Лайнэ убежала.
— Что такое? — шаман торопливо щупал поясницу. — Совсем ничего не чувствую, онемело… — он согнулся еще ниже. — Так лучше.
В это время послышался скрип снега под чьими-то торбасами.
Встреча с Камыснапом. В шатре дедушки Ненека. Что скажет важный человек?
Не доезжая до своего селения, Яри встретила Камыснапа. Сначала встревожились медведи, свирепо зарычали. Потом со следа Айвана в сторону шарахнулись — будто ветром сдуло их, и в глубоком снегу забарахтались. Что такое? Яри привстала.
Навстречу, неторопливо переваливаясь, шел приземистый человечек на кривых ногах.
Злые змеиные глазки, поблескивая, смотрели с молотоподобной головы, на растопыренных руках пошевеливаются крабьи клешни, большие и маленькие.
Яри вгляделась, и душа ее замерла. «Конец пришел! — равнодушно подумала. — Рэккены за мной Камыснапа послали…»
О Камыснапе рэккены не раз говорили. Когда злые духи, оборотни, свистуны ничего поделать с человеком не могут, тогда Камыснапа за ним посылают. Говорят: «Иди и возьми его». Камыснапа ничто остановить не может. Идет и забирает человека. Под землей ли спрячется тот, в облака ли на чем-нибудь улетит, в море ли нырнет — по его следу пойдет маленькое чудище и везде настигнет. Что потом с несчастным делается, избегали говорить рэккены — даже им страшно становилось.
Если Сверху Сидящий узнает о Камыснапе, он потом к ответу призовет того, кто его сделал. Вот почему рэккены всегда за помощью к человеку обращались — им Сверху Сидящий запретил Камыснапа делать.
Если надо, Камыснапа и за рэккеном могли послать — ему все равно, кого преследовать.
Злые даже не убегали от него. Как только на ком-то останавливались звериные глазки, тотчас он цепенел и равнодушно конца ожидал: знал, что ничто уже не спасет.
Вот так же и Яри оцепенела. Ведь она знала многие тайны рэк- кенов и решила, что Камыснапа за ней послали. Глаза зажмурила и в комок сжалась. Только слышала, как медведи жалобно повизгивают да медленно по снегу шаги приближаются: скрип… скрип… скрип…