СМИ в Древней Греции
Шрифт:
Речь и письмо в полисе
Теперь мы переходим к классической проблеме коммуникации — весомости речи и письма в полисе. Разумеется, дело не в том, чтобы разрешить здесь весьма спорный вопрос об их относительной важности в полисе, и даже не в том, чтобы занять какую-то позицию в этом споре: мы не станем задаваться вопросом, был ли греческий полис устной или письменной цивилизацией. То и другое сосуществует, и их функции зачастую могут пересекаться. Разве даже в наших обществах, где наблюдается возвращение «устной традиции», можно было бы с легкостью определить место и относительную важность речи и текста? Мы просто ставим следующие вопросы: какова роль речи в полисе? Каким было отношение греков к чтению и писанию, будь то книг или общественно-политических текстов?
Греческий полис — цивилизация болтовни?
Греческий полис в том виде, в каком он функционировал на агоре и в гимнасиях, может показаться цивилизацией болтовни. Уточним сразу же — болтовни по преимуществу мужской, что неудивительно в стране, где женщины жили затворницами в гинекее [137] . Если женская болтовня там и существовала, возможностей для распространения вовне у нее было немного.
Эту склонность критиковали сами древние. Геродот вкладывает в уста перса Кира следующие слова относительно греков:
137
Гинекей — женская половина в задней части дома.
Я не страшусь людей, у которых посреди города есть определенное место, куда собирается народ, обманывая друг друга и давая ложные клятвы. Если я останусь жив, то им [спартанцам] придется толковать не о делах ионян, а о своих собственных [138] .
Тот же автор показывает, что у греков в те моменты, когда требовалось принять важное решение, часто созывались собрания, служившие местом бесполезных споров. Так, только «после многих речей» [139] его соотечественники решили остаться на берегах Эвбеи [140] . Перед битвой при Саламине [141] «созвали сходку и опять много говорили о том же» [142] . Затем греки не поверили правдивым словам Аристида, и «в совете опять начались споры» [143] .
138
Геродот, I, 153 (пер. Г.А. Стратановского). Вне контекста этот отрывок звучит довольно загадочно: спартанцы послали к Киру вестника, дабы отсоветовать тому нападать на какой бы то ни было греческий полис — в данном случае на ионийские полисы. Кир только что завоевал Лидию, в зависимости от которой находились ионийцы, и те боялись снова попасть в подчинение, на этот раз к Киру.
139
Id., VIII, 9.
140
Эвбея — остров в Эгейском море близ побережья Балканского полуострова.
141
Саламин — остров в Эгейском море. Во время греко-персидских войн около Саламина в 480 г. до н.э. греческий флот разгромил персидский.
142
Id., VIII, 74.
143
Id., VIII, 81.
Плутарх повествует, на сей раз без осуждения, что Перикл целый день обсуждал юридическую проблему:
Так, когда какой-то пентатл [144] нечаянно брошенным дротом убил Эпитима из Фарсала, Перикл... потратил целый день, рассуждая с Протагором о том, кого, по существу, следует считать виновником этого несчастного случая, — дрот, или бросавшего, или распорядителей состязания [145] .
Несмотря на эти эксцессы, речь в полисе чрезвычайно важна. Прежде всего, она устанавливает в обществе социальную связь, закрытую для исключенных из числа граждан и маргиналов. Согласно Демосфену, никто не перебрасывается словом с Аристогитоном, обвинителем, открывающим рот только для того, чтобы доносить. Он [146]
144
Атлет-пятиборец.
145
Плутарх, «Перикл», XXXVI (пер. С. Соболевского).
146
Автор ошибается: в приводимом ниже отрывке речь идет не о самом Аристогитоне, а о его брате. — Прим. пер.
...изверг... чума, человек, об избавлении от которого скорее будут молить, нежели захотят приветствовать его при встрече [147] .
Точно так же, когда некто официально исключен из общества, кому бы то ни было запрещается с ним разговаривать. Эдип, разыскивающий убийцу бывшего царя Фив Лая, возвещает об этом:
Приказываю, кто бы ни был он, Убийца тот, в стране, где я у власти, Под кров свой не вводить его и с ним Не говорить. К молениям и жертвам Не допускать его, ни к омовеньям... [148]147
Демосфен, Против Аристогитона (I), 80 (пер. А.Я. Тыжова).
148
Софокл, «Эдип-царь», 236-240 (пер. С. Шервинского).
В Коринфе Периандр приказывает объявить ко всеобщему сведению о своем сыне Ликофроне,
...что всякий, кто примет [в дом] его сына или будет говорить с ним, должен уплатить священную пеню (определенную сумму денег) в святилище Аполлона [149] .
Не менее важна речь для передачи новостей. Она есть необходимое дополнение общедоступных надписей, которые, как мы увидим, распространяют только один вид информации — официальные сообщения, тогда как все прочее по необходимости передается из уст в уста.
149
Геродот, III, 52 (пер. Г.А. Стратановского).
Наконец, как мы уже упоминали, речь играет важную роль в тех полисах, которые, подобно Афинам, уделяли много внимания публичным дебатам. Отсюда в первой трети V в. до н.э. возникла новая техника коммуникации — риторика. В течение того же века ее в различных греческих полисах представляли в основном софисты.
Расцвет риторики; первые софисты
Риторика есть одновременно практика и размышление о языке: она родилась в тот момент, когда люди начали задавать себе вопросы о технике беседы, о том, какие средства можно применять для убеждения. Разумеется, герои Гомера говорили, и говорили хорошо, добиваясь одобрения слушателей, но речь им представлялась даром богов, ее весомость зачастую зависела от авторитета высказывавшегося. Только в начале V в. до н.э. наметился продуманный метод ведения беседы. Это понимали уже древние авторы: так, Цицерон писал, что до первых риторов
...ни у кого не было разумной методы разговора, что, впрочем, не мешало большинству людей говорить тщательно и ясно [150] .
Согласно тому же автору, риторика зародилась на Сицилии около 465 г. до н.э. в рамках новой правовой ситуации: двое тиранов, Гелон и Гиерон, обобрали и ограбили часть населения, и после их свержения были образованы специальные суды, призванные помочь гражданам вернуть свое добро. Поскольку адвокатов не существовало, заинтересованным лицам приходилось самим представлять свои интересы. Именно в этом контексте началось настоящее обучение публичной речи.
150
Цицерон, «Брут», XII, 46.
Но кто наладил обучение? Источники на сей счет расходятся, и только в поздних текстах проявляется подозрительное единодушие. Платон говорит о некоем Тисии, Цицерон, цитируя текст Аристотеля, — к сожалению, утраченный, — о Кораке и о Тисии [151] . Но опирался ли он на пассаж из Аристотеля? Наконец, более поздние комментаторы утверждают, что Корак обучал искусству речи, а его ученик Тисий написал соответствующий трактат. Возможно, конечно, все это лишь басня, с течением времени обросшая подробностями. По Аристотелю, именно тогда была отточена аргументация, основанная на вероятности:
151
Ibid.
Обвиняемого признают невиновным, или если он не виновен в возводимом на него обвинении, например слабосильного в нанесении побоев, ибо это невероятно, или если он виновен, например человека сильного, ибо это невероятно, поскольку должно было бы казаться вероятным [152] .
Даже при том, что изложенный принцип в общем-то элементарен, он закладывает основы умозаключений, опирающихся на вероятность, которые определяют обычное поведение людей.
152
Аристотель, «Риторика», II, 140 2а (пер. О.П. Цыбенко).