Смоленская Русь. Княжич 1
Шрифт:
И работа закипела! Поршень окончательно подгоняли к цилиндру электролическим способом (гальванопластика). Физика процесса проста до безобразия: поршень опускали в раствор латунного купороса и подключали его к «вольтову столбу», что вызывало осаждение на поршень меди.
С цилиндрами пришлось повозиться. Выкраивать листы, потом выгибать их, для получения требуемых форм. Всё–таки, это были не паровые котлы с высоким давлением, заполненные водой, поэтому я отказался от долгого и муторного процесса клёпки, сделав котлы сварными. Сваривать железные листы кузнечным способом, было для местных мастеров куда привычней, чем заклёпывать стальные листы. Поэтому теплообменник
Днище делалось из одного листа, его нагревали в калильной печи и придавали ему сферическую форму выбивкой молотами в чугунной изложнице. Всё никак не доходили руки сделать нормальный винтовой пресс! Выгибка листов производилась вручную на желобчатой чугунной доске, с помощью ударов деревянными балдами.
Удивительно, но факт, уже в конце июня первый в мире двигатель внешнего сгорания был готов и ждал испытаний. Я за эти три недели несколько раз посещал цеха, осматривал отливки деталей, присутствовал на подгонки поршней и кривошипов, буквально на пальцах объяснял мастерам как это всё должно выглядеть и работать. Они, в отличие от меня, с техникой подобного рода никогда не сталкивались, а о существовании промышленного дизайна и вовсе не имели никакого представления.
Чугунно–стальной «монстр» частично вмурованный в печь с кривошипно–балансирной системой привода на коленвал приковывал к себе любопытные взгляды всех его отцов–создателей, пришедших на испытания. Чуть отдельно от толпы мастеров стоял Изяслав Мстиславич со своими ближниками – он тоже заинтересовался новой «игрушкой» сына.
Под неодобрительные взгляды князя я взялся собственноручно раскочегаривать машину – всего–то делов, запалить в чугунной топке мелко нарубленные дрова с опилками и провернуть маховое колесо. Убедившись, что дрова занялись огнём, я прикрыл топку, отойдя на пару шагов, и принялся вместе со всеми ждать результата.
– Княжич, а долго ль ждать–то? – зашептал мне на ухо руководитель «конструкторской группы» Белов.
Пожав плечами, я аккуратно прикоснулся к начавшему нагреваться «горячему цилиндру».
– Ещё цилиндр не прогрелся, – ответил я.
Сколько ещё времени придётся ждать, я не знал, ведь «вживую» работу двигателя Стирлинга видел по телевизору на какой–то ферме. А потом уже с помощью интернета разобрался с устройством аппарата, и если бы не резко обострившаяся после переноса сознания память, вряд ли бы я, из когда–то увиденного и прочитанного, хоть что–то вспомнил.
В напряжении секунды тянулись как минуты, минуты как часы. Поэтому, момент, когда ожил привод и принялся с всё возрастающей скоростью крутить коленвал с маховым колесом, я уже успел весь известись, очень уж не хотелось при всём честном народе ронять свой авторитет.
Мастера взбудоражено загалдели на все голоса, некоторые даже принялись обниматься, а я слушал непередаваемую «музыку» работы двигателя, наслаждаясь перестукиванием поршней, звуками металлического трения исходящего из цилиндра.
Когда двигатель вышел на свои рабочие обороты, я оценил его мощность в районе где–то 10 л.с., что для нашей средневековой, не избалованной движителями промышленности, выходило более чем достаточно. В перспективе, путём не хитрых доработок, мощность двигателя можно поднять в несколько раз, но раньше следующего года от каких–либо модернизаций я воздержусь, необходимо накопить опыт эксплуатации, выявить все слабые конструктивные места. А сейчас нам требуется начать
Через несколько минут движок начал сбавлять обороты, оглянувшись на мастеров, я увидел как те заворожённо, затаив дыхание смотрели, кто на вращающееся колесо, кто на работу привода, при этом прислушиваясь к доносящимся из двигателя звукам.
Явно диссонировал с мастерами Изяслав Мстиславич со своими людьми. Они мало впечатлились зрелищем вращающегося колеса. В последнее время, такая «развлекуха» стала для них обычным и заурядным явлением. В заводских цехах можно было увидеть куда как поинтересней механизмы, взять те же воздуходувки или молоты. Люди далёкие от техники просто не понимали всей сложности непрезентабельной внешне конструкции и не осознавали перспектив подобных машин. Куда больше сегодняшней премьеры княжьих воевод весной впечатлила внешне эффектная плавка чугуна с железом. Тем не менее, посмотрев на счастливые лица сына и мастеров, сообразив, что выдумка его отпрыска удалась, Изяслав Мстиславич всех похвалил и удалился со свитой в терем, там, по его мнению, можно было найти дела поинтересней, чем смотреть на вращающееся колесо.
– Микула, – позвал я Белова, – топливо уже прогорело, подкинь ка в топку дровишек!
– Ага, княжич! – Белов очнулся из анабиоза. – Открыв топку, он стал бережно подкладывать туда дрова.
– Ты глянь, Микулка свою чугунку потчует, прям как мать своего дитёнка, – оставшийся со мной Перемога прокомментировал забавное зрелище, и все вдруг разом заржали.
– Запусти машину по новой и пускай она на холостых оборотах без перерыва сутки поработает. А потом двигатель нужно по–возможности разобрать и осмотреть. – Обратился я к раскрасневшемуся от смеха Белову. – Дня через два–три доложишься о результатах.
– Правильно, пойдем, Изяславич поснедаем, а то Микулка свою чугунку ужё напотчевал, она ажно от переедания заснула! – не переставал хохмить разошедшейся не на шутку Перемога.
Произведённая, как и было оговорено через сутки, разборка и осмотр узлов машины никаких критических повреждений не выявила, наличествовали некоторые потёртости, вызванные тем, что детали друг к други притирались, главное не забывать об их своевременной смазке.
После столь оптимистичного доклада, я начал думать о том, что теперь, после появления такого отличного двигателя, будет просто преступно не заняться расширением станочного парка. А самое главное, наша промышленность переставала зависеть от прихотей природы и речной географии, заводы можно будет ставить хоть в чистом поле. Это ли не счастье?!
С началом июля в город пришла прямо–таки тропическая жара, окутав всё вокруг в плотное знойное марево. В городских усадьбах даже куры еле квохтали, а свиньи спасались, забившись в самые тёмные уголки хлевов. Редкие вылазки в Смоленск вызывали во мне лишь сонную деревенскую тоску. Совсем другое дело моё Ильинское подворье, особенно его промышленный сегмент!
Чтобы попасть в «другой мир», совершив путешествие во времени, достаточно было пройти вверх по берегам рек Городянки или Ильинки на три сотни метров. Здесь, неожиданно для всех, жизнь совершенно преображалась – сельскую дремоту сменял вычурный индустриальный пейзаж дымящих труб доменных и литейных печей. Уши мигом закладывало треском, шумом, гамом, металлическим звоном и шипением плавящегося металла. А глаза начинали слезиться от дымных испарений, при этом заворожённо следя за быстрыми сменами картинок и образов суетящихся повсюду людей.