Смоленский поход

Оченков Иван Валерьевич

— Хорошо сказано, брат мой, а что у тебя есть на продажу?

— О, Густав, Россия очень богатая страна. В ней есть хлеб, сало, кожи, пенька, пушнина и много чего еще. Но помимо этого через мои земли идет путь в Персию и Индию. Ты себе не представляешь, сколько там всего!

— Не может быть, — икнув, пьяно проговорил король, — а почему мы еще не там?

— Потому что для этого нам нужен мир! Причем весь.

Увы, Густав был уже неспособен оценить мою иронию и, уткнувшись лицом в стол, тихонько заснул. Выйдя из комнаты и поманив рукой Романова и Буйносова, я велел им перенести короля на постель. Надеюсь, он утром не забудет своих благородных обещаний. Все-таки

бедолага-кузен довольно вовремя умер. Хоть и жаль, что не застал Катарину с сыном, но отсутствие Акселя дорогого стоит. Нужно ковать железо пока оно горячо и не отходить при этом от кассы.

Утро ознаменовалось приездом придворных увёзших сконфуженного короля и доставивших лошадей с конюшни для нашего торжественного въезда. Быстро подкрепившись и надев самые нарядные кафтаны случившиеся у нас с собой, мы двинулись к дворцу. Впереди нашего шествия выступал королевский глашатай с двумя горнистами. Его задачей было оповещать жителей, о том кто именно осчастливил своим посещением шведскую столицу, а горнисты после каждого объявления довольно фальшиво гнусавили на своих инструментах. Следом ехал торжественный эскорт из драбантов шведского короля, во главе с королевским адъютантом. За ними во всей красе гарцевало мое величество, переодевшееся ради такого случая в богатую затканную золотом ферязь и соболью шапку. Следом ехали рынды в черных кафтанах с орлами, а за ними четыре московских дворянина с саблями наголо. Для остальных скуповатые шведы лошадей не прислали. Замыкали процессию знаменосцы с шведскими и мекленбургскими знамёнами. Как не странно все улицы были забиты приветствующими меня жителями Стокгольма. Бог весть, что было тому причиной. Может бедная на развлечения жизнь, а может искренняя благодарность за прежние победы над датчанами. Во всяком бы случае хотелось, чтобы последнее. Тем более что выглядели простые жители вполне искренними.

При въезде на территорию дворца ударили пушки и я, в последний раз махнув рукой столичным обывателям, въехал во двор. Отдав поводья ливрейным слугам, мы поправили одежду и под звуки фанфар двинулись по лестнице.

— Эко тебя, государь, свеи приветствуют, — проговорил, улучшив минутку Романов, — видать любят.

— Эх, Миша, — усмехнувшись, отвечал ему я, — кабы мы медведя ученого привезли, да он им тут сплясал под дудку, куда как больше народу бы собралось.

Я когда то жил в этом дворце и его убранство было для меня привычным, а вот Мишка и Семен явно оказались под впечатлением. Их королевские величества Густав Адольф и королева-мать Кристина вышли встречать нас вместе, окруженные своими придворными. Вид у короля был приподнятый, а вот ее величество смотрело косо. Хотя, что с нее взять, теща она и в Швеции теща.

Проговорив все положенные случаю приветствия и милостиво кивнув на поклоны придворных, мы сели в принесенные нам кресла. Мы это я король и королева мать. Остальные рылом не вышли и, что называется, стояли пешком. В числе остальных были два моих знакомых по прежним временам. Старый граф Юленшерна и священник, в котором я узнал, теперь уже епископа Глюка. Единственной дамой допущенной в нашу компанию была графиня Браге, которой король тут же уступил свое кресло и непринужденно присел подле нее. Увидев это, королева Кристина недовольно зыркнула глазами, но сдержалась и, обернувшись ко мне, начала разговор.

— Мы рады видеть вас после долгого отсутствия, Иоганн.

— Это радость взаимна, ваше величество, хотя ее и омрачает печаль по случаю отсутствия моей дорогой супруги с сыном.

— Да, ее отъезд весьма досаден, хотя причина для него весьма веская.

— Что

же, надеюсь, наша разлука не будет вечной. Тем более, что необходимо как можно скорее показать царицу ее новым подданным, а перед тем уладить формальности.

— Что вы имеете в виду?

— Коронацию, ваше величество, царская корона, как и всякая другая предполагает коронацию. В России это называют венчанием на царство.

— Надеюсь, принцессе Катарине не придется менять вероисповедание? — постным голосом проговорил Глюк.

— Этот вопрос мы обговорим позднее, — дипломатично ответил я.

— Однако это очень важный вопрос, — глядя на королеву продолжал епископ, — насколько я помню, в брачном договоре не было пункта о смене веры.

— А вы хорошо осведомлены, ваше преподобие, в документах рылись? Что-то я не припомню, чтобы вы принимали участие в их составлении.

— Господин епископ, перед получением нового сана, был нашим викарием, — поджала губы королева.

— Это многое объясняет, — отвечал я, миролюбиво улыбнувшись, — однако нет никакой необходимости обсуждать этот вопрос в отсутствие самой принцессы. Кстати, если вы такой ревнитель буквы и духа брачного договора, то может, ответите мне, где находятся средства, выплата которых оговорена этим документом?

— Э, — промямлил потерявший апломб епископ, — я не уполномочен говорить об этих вещах.

— Какая жалость!

— Когда составлялся договор, вы, ваше величество, еще не были московским царем, — проговорил скрипучим голосом Юленшерна, — с тех пор много изменилось.

— Совершенно верно, только вот мекленбургским герцогом я быть не перестал, так что в этом смысле не изменилось ничего!

— Его королевское величество говорили, что вы хотите сделать какое-то заявление риксроду? — Перевел разговор на другую тему старый ярл, — не просветите ли какого рода это заявление?

— Дорогой граф, вы узнаете об этом первым.

Видя натянутые лица моих собеседников, король попытался разрядить обстановку.

— Графиня посмотрите, как стал одеваться наш друг, — обратился он к Эббе, — право он теперь похож на московитов больше них самих.

— Его царское величество прекрасно выглядит, — звонко отвечала девушка к вящему неудовольствию депутата и епископа, — в его нынешнем наряде чувствуется богатство и мощь его страны. Возможно, это убранство выглядит немного варварски, но оно прекрасно!

Заявление графини вызвало смех у короля и гримасу у королевы с епископом, а я посмотрел на Эббу с признательностью. Когда-то я помогал зарождавшемуся роману между ней и, тогда еще наследным принцем, Густавом Адольфом. В те времена наши отношения можно было назвать дружбой, и я был рад, что ее отношение ко мне не изменилось.

— Скажите, ваше величество, — продолжала она, — а женщины в вашей новой стране одеваются так же красиво?

— Гораздо более красиво, графиня, — отвечал я ей, — и вы в этом скоро убедитесь. Как только я вернусь в Москву, я прикажу придворным мастерам изготовить наряд достойный вашей красоты и отправлю его вам в подарок. Надеюсь вы примете его в память нашей прежней дружбы?

— Ну, разумеется, у меня ведь нет мужа, который мог бы мне запретить это сделать!

При этих словах Эббы, король немного поскучнел, а королева Кристина покрылась пятнами. Дальнейший разговор не заладился, и скоро мы разошлись в разные стороны. Пока в переговорах наступил перерыв, я вернулся к своим спутникам, глазевшим по сторонам немного ошалевшими глазами. Глядя на их неподдельное восхищение я подумал было, а не устроить ли парням экскурсию по дворцу, но меня снова отвлек старый ярл.