Смотри на меня
Шрифт:
Он шутит и улыбается, но время от времени я чувствую на себе жгучий взгляд. Сидит в кресле расслабленно, расставив широко ноги и откинувшись на спинку. Понимаю, что это лишь маска. Что вокруг всё будто наполнено газом, и стоит чиркнуть искре, и всё взлетит на воздух.
Сергей рассказывает какую-то забавную историю, все смеются, а он приобнимает меня за плечо и прижимает к себе, целует в щёку.
— Да, малыш?
А я и понятия не имею, о чём он спрашивает. Пока рассказывал, я витала в своих мыслях.
У меня
Так нельзя.
Господи, что же я творю?
Я его не хочу. Я его не люблю.
Чем я лучше Вертинского, который столько раз был причиной девичьих слёз? Только он всегда был с ними честен, ничего не обещал. Это были лишь их обманутые надежды.
А я лгу Сергею, потому что лгу самой себе. Я не хочу за него замуж. Не хочу впускать его в своё личное пространство. Мне не комфортна сама мысль, что придётся лечь с ним в постель.
Разве у девушки, что собирается замуж, должно в принципе формироваться словосочетание «должна лечь в постель»? Вместо «хочу»…
Он нравится мне. Нравился. До момента, как сделал это слишком поспешное предложение, ещё и так публично. Мне было хорошо ровно до того момента, как пришлось начать соответствовать статусу невесты.
А я не хочу.
Всё и так зашло слишком далеко. Это не игрушки. Мне душно в этих отношениях стало, когда Драгунцеву захотелось идти дальше.
Я идти не готова. Я ведь понимаю, что и в половину не ощущаю того волнения, как при одном только взгляде на Вертинского.
И с последним мне нужно справляться самой, не используя Сергея как ширму. Это неправильно.
— Так что на счёт поцелуя? — подначивает Роза. — «Горько» кричать ещё рано, но на счёт вас поставить — самое то.
Я смущённо моргаю, когда Сергей наклоняется ко мне, когда его друзья начинают хором считать. Я обязательно с ним поговорю, но чуть позже. Не отталкивать же прямо сейчас, опозорив перед друзьями.
А ещё я цепляю взглядом Вертинского, и едва не вздрагиваю. Выражение «убивать взглядом» не на пустом месте возникло. Потому что смотрит он так, что острые эмоции, взвившиеся в воздух, кажется, можно потрогать.
Сергей целует меня, а у меня горечь поднимается из самого нутра. Задыхаюсь. Мне нужно на воздух.
Свет делают тише, музыку громче. Болтовня сливается в гул, перемежаясь звуками льющегося в бокалы алкоголя.
Сергей занят разговором с Колей, две девчонки уходят на балкон курить, утащив с собой Вертинского. А я, наконец, выскальзываю на кухню.
Открываю окно, не включая свет, и глубоко вдыхаю. Слышу, что в гостиной народ перешёл к танцам. Мне же хочется тишины.
Прохладный весенний воздух заполняет лёгкие до головокружения, в голове проскальзывает мысль, что не стоит высовываться в окно так сильно с четырнадцатого этажа. Я захлопываю окно, под краном споласкиваю руки и решаю вернуться в гостиную.
Иду,
Мне хватает доли секунды, чтобы по запаху в темноте коридора определить, кто встал на моём пути.
— Пропусти, Егор, — пытаюсь обойти его, но это мне не удаётся.
Вертинский делает пару шагов, оттесняя меня к стене, становится близко, почти прижимая.
— Кончай этот цирк, Конфета, — слышу угрозу в его голосе. — Пока это не сделал я. Мне надоело наблюдать, как этот придурок обсасывает тебя.
Я решительно толкаю его в грудь в попытке освободить себе путь в гостиную, но в ответ слышу резкий выдох, и на моём запястье смыкаются стальные тиски. Охаю от неожиданности, когда Егор притаскивает мои руки к стене.
— Я заждался, Юля, — чувствую на коже его дыхание, — ты прямо сейчас уйдёшь отсюда со мной.
— Ты сошёл с ума, Егор? — шиплю ему в ответ. — Я выхожу замуж!
— Нет, не выходишь. Ты моя, Юля. Никто не имеет права смотреть на тебя, прикасаться. Только я.
Грудную клетку затягивает льдом, дыхание становится болезненным. Ноги подкашиваются, а руки начинают неметь от его хватки.
— Кто дал тебе на это право? — рывком пытаюсь высвободить запястья из крепкого захвата, но это не приносит результата.
— Оно всегда у меня было, Конфета. Ты всегда принадлежала только мне. Ты и сама это знаешь. Я ведь вижу, как ты смотришь.
— Чушь!
— Правда? Скажи, а твои глаза вспыхивают так же, как когда он делает так?
Крепко удерживая мои руки, Егор наклоняется и медленно ведёт языком по моей шее. Присасывается как раз там, где сходит с ума пульс.
— Перестань, — шепчу отчаянно, — прошу тебя.
— Тебя же воротит от него, только слепой не увидит.
— Неправда!
— Правда. Ты и сама знаешь. Ты не хочешь.
— Ты не знаешь, чего я хочу.
— Знаю. Этого…
Музыка, гул голосов буквально в паре метрах, жених, его друзья. В я задыхаюсь, прижатая в тёмном коридоре. Пытаюсь сопротивляться, когда одна ладонь Егора ложится мне на колено и ползёт вверх под платье.
— Не смей, — голос дрожит, но сил на борьбу больше не остаётся.
Егор не отвечает. Он подхватывает моё левое колено и прижимает к своему бедру. Вжимается в меня и завладевает ртом. Отпускает запястья, но тут же сдавливает скулы, не позволяя отвернуться. Трахает мой рот языком, прижимая пальцы между ног.
Я всхлипываю, понимая, что сил на сопротивление не остается. Я горю. Сгораю, когда он начинает двигать пальцами. Тонкая ткань трусиков и капрон колгот — всё что нас разделяет.
— Перестань, — голос подводит, — Егор, прошу…
Я перестану существовать, если он продолжит. Умру, если перестанет. Мне в любом случае конец.