Смотри на меня
Шрифт:
— А может, я люблю его?! — вырываюсь и поворачиваюсь лицом.
— Ага, — парирует Вертинский. — А когда трахаешься с ним, тоже зажмуриваешься и зубы сжимаешь?
Почему-то стопорюсь на этой фразе, глядя, какой злостью заволакивает его взгляд. Опровергать не буду! Пусть думает, что хочет.
— Это неважно, — кое-как беру себя в руки. Хотя бы внешне. — Он меня не бросал всю поломанную и едва живую. Хочет меня несмотря на всё это!
Сдвигаю резко густую чёлку, демонстрируя уродливую лиловую кляксу на лбу.
— Ни одного сообщения
В его глазах вижу странные эмоции. Будто он не понимает, о чём идёт речь. Как же!
— Что ты несёшь? — стискивает в ладонях моё лицо. — Ты сама просила дать тебе время. Разве не твои слова о ненависти и о том, что для прощения тебе нужна свобода? Дурак я. Нужно было делать по-своему! А я повёлся! Так тебе нужна была такая свобода? Чтобы зажигать с богатеньким утырком?
Ладонь обжигает огнём, когда я на эмоциях прописываю Вертинскому пощёчину. Он замолкает и отшатывается.
Рядом проезжает машина, останавливается почти возле нас, выпуская пассажиров. Это такси, и я хватаюсь за возможность. Резко разворачиваюсь и подхожу к машине.
— Свободны?
— Да, садитесь, пожалуйста.
Егор ничего сказать не успевает, как я плюхаюсь на сиденье и называю адрес родителей.
20
До самого дома на Коммунистической, где родители купили квартиру, я еду молча, пытаясь утихомирить сердцебиение.
«Ты сама просила дать тебе время»
«Тебе нужна была такая свобода?»
О чём он вообще? Мы будто слепой с глухим говорили. Пусть кричали, но ведь смысл от тона не изменился.
— Девушка, с вами всё в порядке? — спрашивает таксист, и я замечаю, что по щекам катятся слёзы. — Вас обидели? Может, позвонить стоит куда?
— Нет, я в порядке. Спасибо, — силюсь улыбнуться. Заботу, пусть и чисто этикетную, сейчас не часто можно встретить.
У дома родителей расплачиваюсь с таксистом. Сумка так и осталась в машине Вертинского. Хорошо хоть после буфета в универе в карман сдачу положила.
Пока поднимаюсь на лифте, пытаюсь выровнять дыхание и придать лицу спокойное выражение. Родителей не стоит волновать.
— Юляша, — улыбается мама, открыв двери, — ой как хорошо, что ты приехала! А я смотрю, времени уже сколько, решила, что ты не успела. Уже и пирог мясной остыл.
— Привет, мам, — обнимаю её с порога. — Соскучилась.
— А папа ещё не вернулся. Давай заходи, мой руки. Сейчас чай налью, да надо Бублика выгулять.
Хоть эту квартиру родители купили недавно, она впитала атмосферу моего отчего дома. Вкусно пахнет маминой едой, папина книжка на столе вверх корешком. Вот только новый житель появился —
Пока иду к ванной, он уже путается у меня под ногами, скачет и подскуливает, требуя срочно взять его на руки или хотя бы потрепать по холке.
— Иди сюда, малыш, — подхватываю пса и даю лизнуть себя в щёку.
Мою руки и прохожу на кухню. Усаживаюсь за стол, пока мама отрезает пирог и наливает чай.
— Как дела, Солнышко? Тебя Серёжа привёз? Почему не зашёл?
— Нет, я на такси. Сергей занят, а машину брать не стала, не увидела в прогнозе, что дождь обещают.
— Поняла, — мама улыбается и ставит передо мной на стол чашку и тарелку с пирогом. — А как в университете дела?
Она усаживается напротив и подпирает кулаком подбородок, глядя на меня с теплотой. А у меня в душе такой ураган. И мне хочется поделиться. С кем, если не с мамой? Раньше у меня был такой человек, но теперь он и есть причина боли.
— Егор вернулся, — говорю как можно более ровно. — Встретились в университете.
У мамы по лицу вдруг бежит тень.
— Ой, плиту не выключила! — спохватывается и вскакивает.
Я наблюдаю, как она начинает суетиться. Щёлкает ручкой режима на плите, хотя та стояла на нуле. Берёт тряпку и начинает вытирать стол.
— И… как у него дела? — спрашивает не оборачиваясь.
— Не знаю.
— Слушай, Бублик сейчас кучку сделает. Ты доедай, а я побегу его выгулять. Как раз и отцу наберу, узнаю, скоро он или нет.
Мама набрасывает ветровку, подхватывает собаку и уходит, оставляя меня в недоумении от такой перемены в поведении.
И тут у меня где-то в груди пробивает током.
— Не может быть, — резко подскакиваю и говорю сама себе.
Но болезненная догадка жжёт, и я срываюсь в спальню родителей.
Мама почему-то думает, что если она спрячет что-то в ящик с нижним бельём, то это точно никто не найдёт.
С гулко стучащим сердцем открываю ящик в комоде, до последнего надеясь, что я ошибаюсь.
Но…
В углу нахожу свой старый смартфон. Треснутый экран. Прямо перед аварией я держала его в руках и писала сообщение Семёну.
Выключен.
Жму кнопку — не включается. Быстро подсоединяю к зарядке, что лежит у мамы на тумбочке у кровати.
Кажется, будто ещё никогда так долго я не ждала, пока включится телефон. Заставка, логотип, приветствие.
Открываю мессенджер и зависаю, ощущая, как по спине идёт волна жара.
Пропущенный. Пропущенный. Пропущенный.
«Конфета, прости»
«Прости, что не уберёг»
Следующее сообщение через неделю:
«Юля, как ты? Возьми трубку. У меня тут забрали телефон, только вернули. Перезвони»
«Конфета, я с ума схожу. Сдохну без тебя. Я вижу, что читаешь. ОТВЕТЬ. Мой новый номер 789-хх-91»
А потом ответ. От меня.
«Ненавижу тебя»
Я не писала этого! Родители сказали, что телефон разбился во время аварии.