Смятение чувств

Бэлоу Мэри

Ему предстояло увидеть своего ребенка у ее груди.

– Ты доволен, Дэвид? – спросила она. Он посмотрел жене в глаза.

– Доволен? – произнес он. – Да.

– Просто приготовься. Я, может быть, окажусь неспособной сделать это для тебя. Я не хочу, чтобы ты слишком разочаровался, если опять все закончится выкидышем.

«Я, может быть, окажусь неспособной сделать это для тебя». На мгновение он опять почувствовал вспышку старого гнева. А для самой себя она этого не хочет? А для них двоих? «Но сейчас не время для раздражения», – мысленно одернул себя Дэвид. Теперь, когда стало проходить первоначальное потрясение, он начал испытывать ужас.

– А ты была бы разочарована? – спросил он. Она ничуть не изменилась в лице. Но в ее глазах, прежде чем она опустила их и стала смотреть вниз, на ковер, Дэвид увидел внезапную боль – боль и отчаяние.

– Да. – Всего лишь одно слово. Немного помолчав, Ребекка снова заговорила:

– Я хочу ребенка больше всего на свете.

Ребенка… Не его и не их ребенка… Просто ребенка.

– Я не хочу желать его слишком сильно, – сказала она. – Это грех – чего-то сильно желать. Думаю, что я в прошлом дважды совершила этот грех. На этот раз я ничего особенного не жду. Я чувствовала себя обязанной сказать тебе, отчасти потому, что ты имеешь право знать, а частично потому, что ты захочешь понять, что происходит, когда…

– Я хочу, чтобы ты проконсультировалась у специалиста и тебе обеспечили квалифицированный уход, – объяснил Дэвид. – Что тебе сказал врач?

– Он сказал, что существует та же опасность, – ответила она. – Тогда дважды повторилось одно и то же: все шло прекрасно до четвертого месяца, а потом… Врач рекомендовал мне молиться. Мне, однако, подобный совет давать и не требовалось. Я, как только заподозрила, что забеременела, тут же стала молиться и днем и ночью, в любое время суток. Но я пытаюсь сдержать себя, чтобы не слишком сильно желать.

– Я собираюсь отвезти тебя в Лондон, – сказал он. – Я хотел бы показать тебя самому лучшему врачу. Мы поедем послезавтра. Завтра я пошлю кого-нибудь предупредить слуг в Хартингтоне, чтобы они подготовились к. нашему приезду. Скажи своей горничной: пусть упаковывает твои вещи.

– Дэвид, мы не можем сейчас никуда уезжать. К тому же мы получили и приняли несколько приглашений.

– Я возьму на себя заботу обо всем, что намечено на завтра, – возразил Дэвид. – У тебя после полудня было много дел, Ребекка. Во-первых, посещение школы. Во-вторых, визит к пастору. Ты, должно быть, устала.

– Это естественно в моем состоянии, – ответила она. – Мне не хотелось бы этому поддаваться. Слишком много предстоит сделать.

– А сейчас ты пойдешь в свою комнату, – сказал он, – полежишь, пока не придет горничная, чтобы тебя одеть к обеду. Теперь поменьше говори и оставь слова так и невысказанными. Это – приказ.

Она замолчала и спокойно посмотрела на Дэвида. О Боже! Он смог вспомнить, как пришел навестить ее через несколько дней после второго выкидыша. Если она тогда все еще так ужасно выглядела, то какой же вид был у нее сразу же после выкидыша? Неужели в результате бездумного желания получить удовольствие – а один раз и оскорбительного для нее проявления его гнева – он вынуждает ее вновь пройти через все это?

«Ребекка сказала, что хочет ребенка больше всего на свете», – подумал Дэвид. Вправе ли он был вселить в нее надежду лишь затем, чтобы ее перечеркнула трагедия выкидыша? Дэвид стиснул зубы и почувствовал, как напряглись его скулы.

– Хорошо, Дэвид, – сказала Ребекка и спокойно повернулась, собираясь выйти из комнаты. Он поспешно направился к двери и открыл ее перед женой.

– Я провожу тебя наверх, – сказал Дэвид, предлагая ей руку.

– Спасибо.

«Ребекка перенесла два выкидыша, – подумал Дэвид. – Моя мать умерла во время родов». Его охватил страх. Дэвид молча провел Ребекку вверх по лестнице к ее комнате, которая теперь перестала быть и его комнатой.

* * *

В Лондон они поехали утренним поездом. Ребекка заставила себя расслабиться и всматривалась в развертывающийся за окном ландшафт. В Стэдвелле, думала она, ничего не развалится, поскольку они уезжают всего на две недели. Как Дэвид разъяснил ей, мистер Квигли и миссис Мэттьюз преданные и способные служащие, и они отлично справятся со своими обязанностями, поскольку получили точно сформулированные указания.

И все же Ребекке был не по душе отъезд из Стэдвелла: она чувствовала, будто он действительно принадлежит ей. Во время своего первого брака ей не пришлось испытать чувства собственности, поскольку Джулиан так импульсивно последовал примеру Дэвида, поступив на службу в гвардию, что у Ребекки с мужем не оказалось постоянного места жительства. Ребекка, конечно, была нужна Джулиану. Он ей часто говорил, что не мыслит своей жизни без нее. Она принадлежала ему и испытывала великолепное ощущение – быть нужной любимому человеку.

Но Дэвид подобных чувств не испытывал. Дэвиду Ребекка была нужна для Стэдвелла, но не для себя самого. Он доказал это за два месяца их супружества. Между ними не было ни близости, ни дружбы. Не было даже влечения, на возникновение которого, как Дэвид ей в свое время признался, он возлагал определенные надежды. Влечение возможно при самоотдаче. Но Дэвид на такое, видимо, не способен. Она взглянула на мужа. Он сидел в купе рядом с ней и читал газету. Он, как всегда, держался замкнуто и сурово. Дэвид лишь изредка позволял жене заглядывать внутрь его души – но никогда не делал этого добровольно.

Он почувствовал на себе ее взгляд и поднял глаза.

– У тебя все в порядке, Ребекка? – поинтересовался он.

Она кивнула и улыбнулась.

– Тебе не холодно? – спросил он. – Ты не устала? Может быть, ты хотела бы прилечь?

– Я себя прекрасно чувствую, Дэвид, – ответила она.

Несколько мгновений он смотрел на нее, а потом опять принялся за свою газету.

Он не разрешил ей за день до отъезда разносить пакеты с продовольствием и настоял на том, чтобы Ребекка часок полежала после ленча и еще час перед поездкой на обед к Мэнтреллам.

Она ненавидела безделье, ведь в ее жизни уже было столько праздности. Но ее тронула забота Дэвида. Он специально предпринял нынешнюю поездку в Лондон для консультации с врачом, хотя свой доктор был и в деревне рядом со Стэдвеллом.

Ребекку охватило чувство горечи после того, как она, набравшись храбрости, сообщила Дэвиду о своей беременности. Она подумала, что он озабочен не столько ее самочувствием, сколько своим еще не родившимся ребенком. Ведь может родиться и мальчик, а Дэвид вполне мог желать мальчика, который после его смерти унаследует и Стэдвелл, и Крейборн. Мальчик стал бы наследником титула виконта, а в конце концов и графа. Но Ребекка почти сразу же призналась себе, что подобные мысли ее недостойны.