Смысл игры и другие выступления
Шрифт:
Реплика: К гражданской войне.
— Не к гражданской войне, мы двинемся к диким совершенно конвульсиям, которые дальше обернутся межнациональными конфликтами, войны по окраинам, в конец — в ядерную войну. Может быть ситуационный союз против кого-то. Против Собчак, пожалуйста. Против Бобкова, с кем угодно. В конце концов, мне мерзавцы говорили, что Чубайс хуже Басаева. Но я же воевал и с Басаевым, и с Ельциным. С Ельциным — политическая война, а с Басаевым… Когда меня спросили, что передать «нашему другу Басаеву, он как бы смотрит на тебя своими холодными глазами». Я говорю: «Я ценю его мужество и талант террориста. Поэтому, когда его возьмут в плен, я его просто расстреляю. Мучить не буду». Хотя мог бы. Это ему и передали. На этом всё кончилось. Почему я должен был обняться с Басаевым, если я не люблю Ельцина и Басаев расшатывает Ельцина. Откуда эта зверская логика? Всю жизнь мы существовали на два фронта. Всю жизнь мы были против американцев и против двусмысленной власти. Почему мы на старости лет должны снюхаться с американцами на непонятных условиях, потому что он не нравится. Мне Ельцин ещё больше не нравился! И что? Я же с Басаевым не объединялся. Люди, откуда этот бред? Что происходит с сознанием, с нравственностью, с элементарным политическим чувством выгоды? Зюганов никогда не будет принят либералами. Никогда! Он для них чужой. Но он всегда к ним хотел. Он всегда хотел в элиту. Я всегда хотел в контрэлиту, подальше от них, а он всегда хотел в элиту. Ну, я же знаю. У меня к СССР простое отношение. Я боготворю эту страну, я считаю, что она является священным подарком человечеству и т. д. Но её нет! Её 20 лет нет! А если её нет и она рухнула, то были изъяны. Если делать СССР-2.0, надо выявить эти изъяны. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… И это надо исправить. В этом идеология красного реванша,
Вопрос: Вы изъяны можете назвать?
— Конечно, могу. Я писал об этом, ещё напишу, буду читать лекции про каждый из них. Невозможно было построить моноидеологическую систему, атеистическую. Ну, невозможно. Тогда надо было до конца священников расстреливать, каждого, кто попробует молиться, вешать. А они создали церкви и всё прочее, одновременно — моноидеологическую атеистическую систему. И что должен делать человек? Сдавать экзамен по атеизму и одновременно молиться в церкви. Всё, достаточно уже. Мне говорят: «А что Вы это там про метафизику коммунизма?» Нужно создать систему, которая бы позволила человеку быть коммунистом и одновременно вести себя свободно в вопросах религии. XXI век это позволяет сделать. Научная картина дико усложнилась. Я об этом довольно много написал и напишу.
Между наукой и религией возникли совершенно новые отношения. Извините меня, но если вся общая теория построена не на четырехмерном пространстве-времени Минковского, а на четырехмерном геометрическом пространстве, то, простите… С того момента, как вы ввели четвертую координату… Знаете, как в общей теории после Эйнштейна трактуется разница между двумя уравнениями Максвелла? Дивергенция Б и дивергенция Е… Почему есть заряд? Дивергенция Б всегда равна нулю, а дивергенция Е равна эпсилон-сигма… А они как говорят? Если взять четырехмерное пространство, то это такая ручка, уходящая в четвертое измерение, отсюда втекает, а отсюда вытекает. И если взять дивергенцию по четырехмерному пространству, то уравнения станут симметричны. И привет, четвертое пространственное измерение, не слабо. А дальше начинается всё остальное. Картина усложнилась, это же не ньютоновский мир и не эйнштейновский, и он другой. Этот научный мир вы можете согласовывать гораздо более сложными связями с духовными, тонкими, религиозными моделями. Вам не надо обязательно проклясть идиотов-попов. Сегодня это бессмысленно. Это реликт совершенно другой эпохи, другой парадигмы. Значит, это надо устранять. Это иначе должно быть построено. А как только это будет построено, возникнет вопрос о власти. Кто субъект? Партия? Партия может стать субъектом стратегии только в том случае, если она является орденом, как говорил Сталин. А пока у неё нет метафизики, она не является орденом. Тогда она мгновенно превращается в хозяйственную структуру и разваливается. Дальше вопрос экзистенциального вызова, этой смертной болезни Кьеркегора, утешения, дальше вопросы экономики. Директивное управление в XXI веке возможно. Разговор о том, что оно невозможно, глуп. Лет через 20 мы вообще перейдем в совершенно другие экономические модели, гораздо более жесткие. Дальше вопрос о классическом соотношении приобретений и издержек. Все считают, что это норма, приобретения минус издержки. Но, извините, если издержки смертельны для системы, то это может быть издержки в квадрате, в кубе. Или всё это делается в системе, когда вы не можете нести никаких издержек. У вас вроде бы центр выгоден, но он находится за рамками всего. У вас есть экологические ограничения, какой рынок? Причем тут рынок? Рынок отменяется. Но кто сейчас может посягнуть на рынок. Все боятся. А почему рынок? Какой рынок, чего? Берем пять машин, выставляем, одну купили, остальные не купили, да? А металл потратили? А гибкие производства? Это гигантское количество вещей, которые сейчас надо делать заново. Это всё надо делать заново. Коммунизм-2.0 — это Сверхмодерн. Какой будет наука? Мы оставим науку в том же состоянии? Она не может в нем дальше жить. Я — специалист по трансдисциплинарным исследованиям. Либо мы создадим интергативность и вернем целостность науки в несколько этапов: гуманитарные, естественные, гуманитарные и культура. Откуда взялось название ЭТЦ организации, которой я руковожу? Мы хотели назвать «культурно-научный центр». Нам сказали: «Культура и наука — два главка». Шел 86-й год. «Назовите его „экспериментально-творческий“». Так возник ЭТЦ. Мы хотели создавать трандисциплинарный центр, мы его и создали. А если мы не создадим трандисциплинарный центр, то всё же рассыплется. У нас завтра будет миллиард дисциплин. И какими горизонтальными матрицами мы будем их вязать? Значит, нам нужна совершенно новая научность. Мы заканчиваем эпоху разделения на гносеологию, этику, эстетику. Мы начинаем новую эпоху. Либо мы вернемся к мифу и это будет фашизм, либо мы создадим новый синтез. Это гораздо более интересно, чем выходить на митинг! Но вопрос заключается в том, что если сейчас на них не выходить, то просто смысла не будет. Можно ехать в американский университет читать по этому поводу лекции. Знаете, как в каком-то ефремовском романе [На краю Ойкумены] (не люблю Ефремова, он очень умный человек, прекрасный ученый, но писатель — очень средний) в рабстве остался какой-то грек, ему девушка понравилась. Ему хозяин говорит: «Ты бери её в жены, у тебя будут прекрасные дети, которых я подарю моим детям». Тут у него поплыло всё перед глазами, он начал крушить комнаты египетского хозяина. Потому что грек этого не может пережить! Ну, конечно можно ехать читать трандисциплинарные исследования в Америку, но это очень унизительно. Лучше умереть здесь с автоматом, чем читать в Гарварде лекции!
Вопрос: 23-го февраля — митинг. Следующая неделя — это срок, когда надо подавать заявку. Коммунисты, насколько я знаю, тоже готовят свою акцию. А вот будем ли мы с ними согласовывать и идти на общую акцию или мы как-то всё-таки разделяемся?
— Я надеюсь, что за это время произойдет достижение глубоких соглашений между Зюгановым как руководителем КПРФ и мною как руководителем «Сути времени». Т. е. между организацией «Суть времени», самой крупной левой организацией после КПРФ, и КПРФ. При том, что «Суть времени» — организация более молодая, она может безумно много сделать на выборах и везде для КПРФ. Там очень плохо с людьми. Я надеюсь, что мы достигнем стратегических договоренностей, я иду на любые уступки. Но единственное, чего не будет, — я не буду подписывать эту договоренность ни с кем, кроме лично с Зюгановым. И я, конечно, не стану ничьим доверенным лицом: ни Путина, ни Зюганова. Но вот эта договоренность по выборам может быть достигнута. Это первое. На 75 %. Вы просто не представляете себе, какая там идет борьба в партии! Это даже выразить невозможно! Впечатление, что эту партию изнутри ломают просто, ну… Я всегда уважал американцев. Но тут я зауважал их круто, потому что там какие-то такие механизмы встроены! Я уже договорился обо всё! Понимаете, обо всём! Ещё две недели назад. И об антиоранжевом пакте, который сейчас висит везде. Всё было договорено. Я твердо знал, что на этот митинг выходит Зюганов. В этом была игра! И это была твердая договоренность. Такие включили рычаги, что дальше некуда, даже описать невозможно! Особенно это всегда на уровне каких-то подвывающих шавок. «Кургинян против Зюганова, он — путинский засланец, КПРФ ослабит!» КПРФ ослабить может Макфол и Ксения Собчак. Как я могу ослабить КПРФ, если я добавил КПРФ как минимум половину голосов? Дело не в этом, а в том, что сейчас это всё можно говорить в небольшом зале, как этот, но нельзя говорить по телевидению, нельзя говорить на страну. Я надеюсь, что на следующей неделе договоренности будут, 90 %, что будут. Тогда митинг будет общий. Но, вы должны помнить, что они не приведут на него более 1000 человек! Поэтому, для того, чтобы он был сильным и что-нибудь заявил, надо выложиться до конца. Если же он не ведет людей, нам одним надо сделать. Нам одним надо победить! Нам отступать некуда! А это требует агитации от человека к человеку. Молодое поколение! Компьютеры хороши, сидеть за ними удобно. Но надо выходить в реальную жизнь. Сначала очень страшно и кажется, что почти невозможно. Но потом наступает некоторое просветление для тех, кто преодолевает страх. Вам кажется, что все ваши страхи смешны. Люди, которые уже постояли на пикетах, уже всё понимают. Такой же страх был перед социологическими опросами. «А вот не та анкета!» «А как мы будем людям объяснять, что Кургинян..?» Это прямой страх перед контактом с людьми. Что тут объяснять? Кому надо объяснять, что? Почему будет митинг, на котором нет Путина, приглашен Зюганов и будет сказано, что оранжевые — это твари, а мы все — люди с разными политическими убеждениями? Что в нем плохого? Но если бы там стояла «Единая Россия», всё равно не было бы ничего плохого, но её нет! «Нет, вы объясните!» Что объяснять? А ваши левые, которые поперлись к Собчак? Они кому-нибудь что-нибудь объяснят? У них такая революция, да? На деньги Макфола. На остатки денег, которые Собчак отклещет от денег Макфола. Сначала она возьмет себе, потом даст на их дело, а потом, если останется, кинет им. Вот
Вопрос: Я ориентировал своего коллегу и мы пришли к выводу, что нужно что-то делать. Но к моему удивлению, он решил переехать через год в Чехию на ПМЖ. Как Вы думаете, что я ему не сказал, что я сделал неправильно.
— Очень интересный вопрос. Вы ему ничего не не сказали. Первое. Ребята, если всерьез относимся к ситуации, то уже месяцев через шесть мы должны будем думать об особых методах выживания в России. Халява кончается. В этом смысле я одиночек, которые уезжают, могу понять. Альтернативой бегству является только борьба. Бороться нельзя в одиночку. Человек один не может ни черта. Значит, либо преодоление всех индивидуализмов и железное сплочение в группу, большие школы, долгие тренинги, опыты коллективной жизни, либо отсюда надо валить. Человек, который не может найти себя в коммьюнити и не понимает, что один он бороться не может, что он должен делать? Но он там погибнет. Он никогда не будет полноценным гражданином Чехословакии. Его сын никогда не будет полноценным гражданином Чехословакии. Его внук может. Это же касается Франции, Италии, Великобритании, всех стран Европы. Может быть в Америке что-то происходит быстрее. Я не знаю, я плохо её чувствую. Я её слишком не люблю, чтобы чувствовать. Я так её люблю — Фолкнера люблю, Рузвельта люблю… Но то, что происходит сейчас, вызывает у меня очень страшные чувства. Она просто превращается в дьявола на глазах. Поэтому он проиграет в жизни. Он будет там второсортным человеком, это стопудово. Но он понимает, что здесь распахивается ад, что у него последняя возможность выпрыгнуть. А выводить людей из ада он не может, потому что это не делается в одиночестве. Вы могли ему сказать: «Вместе с другими сможешь». Какова убедительность этих слов — не более 3 %. Вы свои 3 % не использовали. Но 97 % заключались в том, что он не хочет этих экстремальных форм действий, борьбы он не хочет. Здесь останутся те, кто готовы бороться и кто понимает, что отъезд за границу — это прозябание. Это страшное прозябание. Это прозябание в статусе профессора Гарварда. Это прозябание в богатом доме, это всё равно прозябание, невероятная тоска, скука, внутренний ад. Вы меня всё время хотите спросить об одном: почему люди так хотят жить? Я не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос.
Вопрос: А будет ли проведено заявленное в «Сути времени» исследование уникального русского опыта альтернативного развития?
— Конечно будет! Конечно! Ни на минуту ничто не прекращается. Ну, понимаете, что идёт такой… вот пусть кончится… Через сколько-то часов, порядка 12-ти, предстоит такая схватка, как никогда. То, что я затеял, это опять игра с системой. Это новый виток «Суда времени» и «Исторического процесса». Может быть, с вашей помощью, с помощью предков, которые хотят победы России, я выиграю этот тур. Никакой гарантии тут нет. Ну, что будет, то будет. В этот момент я могу начать читать лекции о великом альтернативном опыте, но это будет чуть-чуть смешно. Чуть-чуть надо подождать. Я очень переживаю, что прекращены лекции Лицея и всё прочее. Я обязательно это сделаю дней через пятнадцать. Но только не утешайте себя тем, что оттого, что станете умнее и поймёте больше, само собой что-то изменится. Помните великую фразу Маркса: «Учёные слишком долго объясняли мир, тогда как дело в том, чтобы его изменять». Изменяя мир, вы изменяете себя, вы получаете совершенно новые качества жизни. Тогда вы понимаете гораздо больше, чем в случае, если вы хотите во что-то абстрактное выйти. От двух глубоких человеческих пикетов или сбора людей можно понять о себе и о других больше, чем от пяти самых мудрых проповедей. Наступает время соединения учёбы и действия. Люди должны учиться для того, чтобы действовать, и действовать для того, чтобы учиться. Тогда на 5 % можно спасти Россию, на 95 % дело уже швах. Но 5 % есть. Как было у человека 3 % со своим другом, так у нас сейчас 5, может быть 7 %. Вот как-то так.
Вопрос: Я хочу узнать, как простые иранцы относятся, как они готовятся к войне?
— Я вам скажу просто, с кем я встречался. Я с Велаяти встречался. Знаете его? Велаяти — это один из членов совета экспертов, главный советник Хаменеи, духовного лидера. Ну, я был на форуме Молодёжи Мира, куда меня в связи с тем, что всё было закрыто… лист безопасности был закрыт три дня, проводил глава Стражей Исламской революции. В министерстве иностранных дел я был почти со всеми, в Совете Безопасности и так далее. Понимаете, я для них неудобный человек. Я еду к ним с паспортом, в котором есть израильские визы. Я Нетаньяху всегда говорил, что мы Иран не отдадим. Одновременно я им (иранцам) говорю: «Откройте глаза, посмотрите, что твориться в мире». Если они приняли меня на этом высоком уровне и сказали, что уровень будет повышаться, посмотрим. Если они мне дали 1,5 часа прямого эфира на первом канале своего телевидения, значит дело у них плохо. Они чувствуют, что какие-то есть более глубокие проблемы, чем американский империализм и Европа. Они чувствуют, ну, грубо говоря, что американцы договариваются о стратегическом партнёрстве с радикальным суннизмом. А это смерть. Это продлённая смерть. И никакой надрыв Ахмадинежада… Я слушал его, он — блестящий оратор, очень талантливый человек. Духовно одарённый, очень яркий. Велаяти холоден как лёд, как полагается высокому лицу, эксперту духовного мира. А Ахмадинежад безумно страстен. Он бьётся как крупный тигр, на которого накинули сеть. Сидит радикальная исламская молодёжь со всего мира, и когда он там проклинает сионизм, они: — «А-а-а-а!». А когда он говорит: «И мы ждём Махди». — «У-у-у-у! Зачем нам твой Махди? Зачем нам твой шиизм вонючий, если мы другие? И ты для нас — второсортный исламский пёс, чуть-чуть лучший, чем сионист».
Там очень сложная, трагическая ситуация внутри. Но они невероятно мужественные, красивые люди. Вот там совершенно другое ощущение женщин. Это как раз, в первый раз — свобода какая-то женская. Все те же самые платки совершенно иначе чувствуются, чем в Египте или где-нибудь ещё. Очень много интеллигентных лиц, огромная жажда обучения. Там нет ничего от мракобесия. Там очень такая аскетичная жизнь. Велаяти живёт в очень скромном доме. Они не кичатся вещам. Есть дух революции. Там очень много хорошего. Но они в капкане, и, возможно, что они ищут в диалоге с нами и вот с этим «Манифестом Сути времени», они ищут что-то… Не зря ведь (манифест) на фарси перевели ускоренно. Они ищут какой-то выход в идее исламского развития, потому что принципа свободы и справедливости Махди, который провозглашает Ахмадинежад недостаточно, для того чтобы Иран выбрался из капкана. Нужно что-то другое. У нас, возможно, есть шанс повернуть иранскую ситуацию. И там они к этому чутки. Вот здесь, с нашими прагматиками, разговаривать про все эти стратегии, идеи духа и метафизику очень трудно, а там — очень легко.
Вопрос: Сергей Ервандович, спасибо вам большое за всё, что вы делаете. Хотелось бы задать целую серию вопросов, если можно. Значит, первые два смыкаются. Первый вопрос вот какой: глобальная элита играет в игру с радикальными силами, которые, естественно, также управляются своей элитой. В чём заключается смысл для той элиты, которая управляет Аль-Каидой? Часть её управления есть Аль-Каида. В чём смысл игры с американцами? Зачем они это делают?
— Давайте сначала по разу отвечу, я забуду потом. У меня нет карандаша (записать вопросы). Я вам отвечаю. Это новая парадигма, Парадигма Неразвития, при которой глобальная суннитская радикальная элита, выращенная США, должна создать глубокое Средневековье, то есть Мировую Деревню, в котором будут обеспечены неразвитие и хаос. А Запад станет островом Постмодерна. Вот это то, о чём я написал. Это каждый день видно, как это выставляется. Каждый день видно, что американцы переходят к новой парадигмальности.
Вопрос: Извините, зачем это им?
— Им? А чем им плохо?
Вопрос: Они хотят быть первым парнем на деревне?
— Конечно. Мао Дзедун вообще говорил, что Деревня победит. В любом случае это их территория, их никто не трогает. У нас тут тоже есть контрмодернисты, которые говорят: «Нам нужно, чтобы русские были в лаптях. Чтобы они молились желательно даже не Христу, а какому-нибудь языческому богу, и всё будет зашибись. Нам совершенно не нужно, чтобы этого было много. Маленькая страна, целиком наша, молимся языческим богам. Витязи-митязи…» Чем американцам плохо? Гетто, они привыкли. Там индейцы разыгрывают из себя, там Большой Орёл, Маленький Орёл, пляски, танцы. Здесь русские будут плясать. Туземцы пляшут, империализм радуется!