Сначала жизнь. История некроманта
Шрифт:
— Заходите! — отозвался Тось, швыряя на стол пергамент со списком запланированных на сегодня опытов. Вся работа насмарку без подходящего материала.
— Итак, что вы скажете в свое оправдание? — обратился он к выстроившейся перед ним троице, состоящей из одного лича и пары оборотней.
Первым выразил общее недоумение, опять-таки ожидаемо, прозаик.
— Простите? Мы-то чем провинились, хозяин?
— А вы не знаете? — Тось тяжелым злобным взглядом оглядел каждого. — Мои распоряжения не выполняются! Эти два идиота, — он на секунду запнулся, пытаясь вспомнить имена разочаровавших его зомби, а потом мысленно махнул рукой. Да плевать, в конце концов. — Притащили сегодня полуразложившийся мусор вместо заказанных свежих тел! А остальные не привезли и того! Где-то шляются, хотя времени прошло уже почти сутки! Кто будет работать? Мне что, живых крестьян упокаивать и поднимать? Нам только бунта не хватало! Олухи! Как только вернутся, всем руки поотрываю, будут зубами землю копать!
— Хозяин, — подал голос Фаравий. — Пощадите! Они ведь боятся. Мы еще двоих потеряли на прошлой неделе. Крестьяне рассказывали, что Варатия и Домисия сразу, как оживили, взяли под белы рученьки и отправили в Тирту. Кому охота быть следующим?
— Да что ты говоришь! Неужели никому так не хочется снова стать живым? — криво усмехнулся Тось. — Они ж вам там жизнь обещают, а не как я — только подобие.
— Жизнь — это, конечно, хорошо, — Фаравий посмотрел на Тося затравленным взглядом. — Но только, если она долгая и счастливая. А с нами такого не будет. После заседания все знают, что мы согласились служить вам добровольно.
— И? — не понял Тось. — Вас что, выгонят из братства черноборцев? — на его взгляд это была не слишком большая потеря.
— Хуже, — тоска в глазах Фаравия стала заметнее. — Большинство из нас сначала ждет суд, а потом казнь за предательство интересов братства. Что касается меня и других инквизиторов, то…. Нас вообще…, — поднятый с такой обреченностью махнул рукой, что Тось не стал уточнять, что именно будет означать это «вообще» для Фаравия и его коллег. Он слишком хорошо помнил, каково ему самому пришлось в инквизиторских застенках.
— И бежать бесполезно, все равно найдут! — безнадежно махнул рукой Фаравий. — Лучше уж сразу….
— Ну…., - Тось, наконец, осознал в полной мере трудности, возникающие перед ожившим поднятым. — Э…. Ну, вы, например, можете сбежать сразу после оживления и вернуться сюда. Я разрешу мне служить, — без особого желания предложил он. Иметь в подчинении живых (за исключением поэта и прозаика) ему еще не приходилось, да не слишком-то и хотелось. Мертвые в этом смысле надежнее. Да и физически выносливее. И неприхотливее. Кусок сырого мяса в день — и пашут, как заведенные. А живых еще и кормить нужно, и устраивать. Небось, в холодном подвале жить откажутся. — Но предупреждаю сразу! Если в моем воспаленном мозгу возникнет хоть тень подозрения, что меня предают, — упокою сразу! Оправдания можете засунуть себе в…., слушать не буду. Упокоенные вы мне больше нравитесь. Ясно?
— Хозяин! — Фаравий с облегчением рухнул перед ним на колени, как подкошенный. — Благодарю вас, хозяин!
— Ну, хватит, вставай. Можешь объявить об этом остальным, пускай не боятся и работают нормально. А сейчас иди и прикажи приготовить мне коня. Хочу наведаться кое-куда. Вы двое, поедете со мной! — бросил он литераторам. — Раздевайтесь и перекидывайтесь сейчас, вашу одежду я возьму с собой.
Коня Тосю, как и следовало ожидать, приготовили так быстро, как это только было возможно. Некромант едва успел переодеться и накинуть на плечи длинный черный плащ, как ему уже сообщили, что все готово. В сопровождении двух громадных волков, одного широкого и приземистого (прозаика), а второго длинного и жилистого (поэта), Тось вышел из дома. У крыльца его уже ждал оседланный пегий в яблоках конь, недовольно фыркающий на крутящегося рядом зомби. Волки, чтобы не пугать скотину еще больше, сразу отошли подальше. Тось перебросил через седло сумки с одеждой оборотней и одним махом поднялся на коня.
— Но, холера! — прикрикнул он на испуганное животное, довольно ощутимо дергая за поводья и сжимая коленями бока.
Конь, все еще прядая ушами и испуганно озираясь, довольно неуклюже развернулся и потрусил в сторону ворот. Тось махнул рукой волкам, чтобы следовали за ним.
К этому коню Тось никак не мог привыкнуть, хотя тот появился у него довольно давно — достался в наследство от одного из погибших черноборцев. Так бы все ничего, бегал он быстро и без устали, но вот трусливый оказался просто до невозможности. До покойного Орлика в плане здравого смысла и пофигизма ему было расти и расти. Тось иногда с тоской вспоминал своего старого друга, подохшего вскоре после того, как он обосновался в Тирту. Вот тот был конь так конь. А этот…. Заяц какой-то. Впрочем, выбирать было не из чего. Остальные кони реагировали еще хуже.
До Ореховки, куда Тось направлялся, было верст десять по петляющей между оврагами дороге. То есть, часа три неторопливой езды. Только перепуганные балбесы-зомби могли добираться туда и обратно целые сутки.
Сам Тось тоже особо не торопился, ему надо было подумать. Позволив коню идти медленной рысью, он размышлял над сложившейся ситуацией.
В последнее время у него все чаще возникало мерзкое ощущение, что он крыса, которую загоняют в угол. Причем загоняют его единственная любимая сестра, его собственное отражение, непонятно как обзаведшееся телом, а также город Тирту со всеми своими жителями. Миру Тось не боялся. При всех обидах на нее, он не верил, что она способна сделать ему что-то плохое. Тирту тоже — город уже пытался поставить его на колени, но ничего не вышло.
А вот от беглого отражения можно было ждать чего угодно. Если бы Тось не получил столько доказательств существования сего уникума, он бы ни за что не поверил, что такое вообще возможно. Однако до его веры или неверия никому не было дела. Отражение, вполне себе живое и здоровое существовало и пакостило, как только могло.
По Тосю больно ударило оживление тех бывших черноборцев, которых он отправил сооружать заставу недалеко от Белых Ключей. Хорошие были зомби, дельные, умные и преданные. Таких у него раз-два и обчелся. Вторая пара поднятых, попавшихся в руки отражению, правда, была попроще, всего лишь бывшие крестьяне, которых Тось поднял с месяц назад и использовал для сбора податей, но все равно. Сегодняшнее происшествие показало, насколько эта потеря подорвала боевой дух его подчиненных.
А та девчонка-горгулья, про которую Тось уже давно забыл? Она тоже вдруг оказалась жива, да еще и на призывы не отзывалась, добавляя Тосю плохого настроения и здорово подрывая веру в его всемогущество в глазах окружающих.
Таким образом, планы по удушению Тирту, к выполнению которых у Тося все уже было готово, похоже, придется слегка отложить. Сначала нужно разобраться с неожиданно вставшей на пути помехой. Очень хотелось отправить кого-нибудь из своих, чтобы пристрелили отражение по-тихому, но что-то останавливало Тося. Нет, сначала нужно самому посмотреть на это чудо в перьях, а потом решать.
В деревню Тось въехал уже далеко заполдень в сопровождении обернувшихся обратно в людей литераторов. Конь, за дорогу слегка привыкший к их присутствию, только недовольно прядал ушами, но уже не шарахался от шагавших чуть позади оборотней. Зато ореховские собаки от их запаха едва не сошли с ума, оглашая округу то истерическим визгом, то тоскливым воем.
Старательно сохраняя невозмутимый вид, хотя ему очень хотелось упокоить разошедшихся шавок, Тось неторопливо подъехал к дому старосты. Он был готов к тому, что ему скажут, что знахарка с ее спутником уже покинули деревню. Ничего страшного в этом он не видел, подумаешь, нагнал бы их по дороге к следующей деревне. Возможно, так было бы даже лучше. Уже стемнело бы.