Сначала жизнь. История некроманта
Шрифт:
— Вот, значит, как, — прохрипел он, растирая шею, как будто это могло помочь заново научиться дышать. — Что тебе, то и мне, да?
— Да, — также хрипло отозвался тот. — Похоже, что мне, то и тебе.
Мира подбежала к ним, начала делать пассы и водить руками над ними обоими, бормоча что-то себе под нос.
— В общем так, — прохрипел Тось, поднимаясь на ноги.
Его шатало. Прозаик резво подскочил к нему, подхватил под руку, помогая встать.
— Еще раз тронешь кого-то из моих, — сказал Тось, обращаясь к Отражению, — убью. Так и знай.
Сидящий на земле двойник криво усмехнулся в ответ, вытирая грязь с лица.
— Хотелось бы на это посмотреть. Трону, не сомневайся!
Тось понял, что он понял, что произошло между ними так же, как понял это сам Тось.
Уходить с поля боя не то, чтобы побежденным, но и не победившим, было непривычно, но другого выхода Тось не видел. Он оттолкнул прозаика, который пытался подставить ему плечо и одновременно отряхнуть черный плащ от налипшей пыли, и гордо (по крайней мере, ему хотелось на это надеяться) пошел к воротам.
— Тось, постой! — Мира догнала его у калитки. — Давай, я помогу тебе! У тебя синяки будут, — она робко подняла руку и показала на его шею и лицо, — и голос… хрипит…
— Не надо, — отрезал Тось, стараясь не смотреть на нее. — Обойдусь!
Глава 17.
«… воистину, когда Боги хотят наказать, они лишают разума. О, Пресветлая Анивиэль, моя милосердная мать и покровительница, почему ты позволила совершить мне эту непростительную ошибку? Зачем дала пережить мучительный стыд за мою семью и за мой народ? Почему ты не лишила меня сознания или самой жизни, когда мне впервые пришла в голову мысль познакомить моего жестокого и высокомерного брата с моей милой дочерью? Я корю себя последними словами за то, что позволил состояться их встрече. Видят Пресветлые, лучше бы этого не было.
Но обо всем по порядку. К моему большому удивлению, после приезда в Тирту, мой брат, отношения с коим у меня разладились много лет назад, неожиданно повел себя довольно дружелюбно. Такого не случалось слишком давно, чтобы я мог не обратить на это внимания. Однако, будучи хорошо осведомленным о коварном нраве Амилатиона, я постарался не показать ему своего удивления, дабы ненароком не обидеть и не навлечь на себя его гнев. Ибо такое качество, как злопамятность, по моему скромному разумению, проявляется у моего брата намного ярче, чем упомянутое ранее коварство. Поэтому я держался вежливо и обращался с Амилатионом и остальными гостями со всей возможной предупредительностью. Они отвечали мне тем же.
Так продолжалось несколько дней. Каюсь, прожив столько времени среди людей, я расслабился и перестал ждать подвоха. Как юный наивный эльфик, я поддался дружеским чарам своего брата (сейчас я уже готов употребить это выражение в прямом, а не переносном смысле, настолько мне не дает покоя мысль, что Амилатион, возможно, на самом деле применил по отношению ко мне ментальную магию, дабы добиться нужного поведения). И, когда мой брат начал расспрашивать меня о моей приемной дочери в связи с теми слухами, коими кипит в последнее время город, я сам (сам!) предложил ему с ней познакомиться.
Не могу поверить, чтобы я был настолько глуп, чтобы сделать это. Наверняка я был под действием ментальных чар.
Следующим же утром я послал Мире письмо с просьбой о встрече, и она ответила мне милой запиской, в которой сообщала, что будет рада видеть меня и моего досточтимого брата в любой день после обеда, начиная с завтрашнего дня. Разумеется, всюду сопровождающий ее молодой человек, которого она называет Рось, тоже будет присутствовать при нашей встрече. Последнее обстоятельство меня, разумеется, не обрадовало, но и не слишком огорчило. Я уже смирился, что он все время находится рядом с ней.
Через два дня после получения записки мы с Амилатионом и господином и госпожой Аминаэль отправились в Белые Ключи. Дорога, коя отняла у нас не более часа, была приятной и совсем не утомила. Окружающие Тирту пейзажи радовали своей красотой и одаряли особым возвышенным состоянием духа. Все-таки осень в человеческих землях — это нечто необыкновенное. У нас в Благословенном Мирионе она пролетает быстро и почти незаметно, всего лишь легким намеком на смену времен года, а здесь поражает своей роскошью и, если можно так выразиться, трогательным великолепием увядания. Впрочем, мои спутники отнеслись к окружающим Тирту пейзажам далеко не столь восторженно, как я сам, разве что госпожа Нелиринавия произнесла несколько фраз, выражающих ее восхищение природой этих мест. Но, наверное, я настолько огрубел, живя среди людей, что, честно говоря, не совсем понял, искренно ли было ее восхищение, или же она просто отдала дань вежливости.
К моему стыду, даже этот инцидент не дал мне понять, какую огромную ошибку я совершаю, везя этих эльфов к моей ненаглядной дочери.
Мира встретила нас на пороге собственного дома, освещая мир столь ласковой улыбкой и сияя столь нежной и утонченной красотой, что мое сердце переполнилось восхищением. Ее постоянный спутник находился рядом с моей драгоценной дочерью, и я, при всей подспудной неприязни к нему, вынужден был признать, что его присутствие здесь не казалось лишним или неуместным. В какой-то мере оно было даже полезным, поскольку именно он взял на себя все заботы о наших лошадях.
После короткого и какого-то скомканного знакомства, которое пролетело мимо моего сознания, потому что я в это время любовался своей милой дочерью (о, Боги, как же я по ней соскучился!), Мира пригласила нас выпить чаю с приготовленными ею к нашему приезду пирожками.
Из благостного, почти медитативного состояния меня вырвало высокомерно-брезгливое выражение, промелькнувшее на лице моего брата, когда он взял в руки испеченный Мирой пирожок. Окончательно же пелена упала с моих глаз, когда господин Селирион вовсе отказался от предложенного угощения, а госпожа Нелиринавия отставила в сторону чашку чая, едва пригубив.
За выражение растерянности, промелькнувшее в этот момент на лице Миры, я готов был ударить своего брата и немедленно выдворить его и его гостей из этого дома. Почему я этого не сделал? О, Боги, почему я решил продемонстрировать проклятое эльфийское воспитание и поговорить с братом дома?
Разговор за столом, между тем, невзирая на все эти игры, все же завязался и, чем дальше, тем больше я начинал осознавать, зачем мой брат затеял эту поездку.
Ему нужна была не Мира, ему нужен был ее спутник. Мой дражайший братец сначала потихоньку вытянул из него всю историю их разделения с темным двойником и последующего противостояния, а затем плавно перешел к утоплению оного двойника в самых отборных нечистотах, кои только способен измыслить изощренный эльфийский ум.