снарк снарк. Книга 2. Снег Энцелада
Шрифт:
– Да и вообще, это без меня. Я на этих скрипочках наигрался, Рома.
– Может, все-таки…
– Нет, – сказал я.
– Почему?
– Долго и интересно рассказывать, как-нибудь в другой раз. Если вкратце – я из тех, кому книги противопоказаны. У нас с ними… нет взаимности. Давно понял.
Роман пошевелил бровями.
– Книги – как крокодилы, – пояснил я. – Чуть зазевался – и оттяпали ногу. Я знавал парочку писателей, которым не повезло еще больше – им оттяпали голову.
Роман попробовал кофе. Кофе здесь действительно гаванский,
– Фантастический кофе, – сказал Роман.
– Неплохой.
– И ты решительно пас?
– Угу.
– Я так и думал, – сказал Роман.
Но, как мне показалось, без особых сожалений.
– Я, кстати, был уверен, что ты откажешься, – сообщил Роман. – Билет обратный взял, через два часа вылет. Я понимаю, тебе не до этого, много дел, все такое. Но надеялся…
Роман окончательно растерзал штрудель, разобрал его на яблоки, орехи, изюм и вишню, неаппетитно перемазал все это мороженым.
По Набережной приближалась музыка, но звучал не джаз, а некое кислое жестяное бряканье; джаз испортился, все музыканты словно захромали, музыка их захромала.
– Ты только за этим приезжал?
Роман отодвинул тарелку.
– Ну да, за этим. Думал тебе литературу предложить. А ты не хочешь литературу. Но это твой выбор.
– То есть?
– Ты сам выбрал.
Мне не нравится слово «выбор». В нем безнадежность ночного перекрестка. Угроза. Мороженое растаяло, штрудель поруган, кофе остыл.
– Я ничего не выбирал, – стараясь быть твердым и отчетливым, произнес я. – Просто у меня много дел, и я очень плохо помню то время.
– Так я про это и говорю – ты плохо помнишь. Но я должен был тебя предупредить…
– О чем?
– О том, что я сам про это буду писать, – сказал Роман. – Вдруг ты бы надумал, а место-то занято.
Место занято, Гандрочер Кох растерзал холодильник.
– Ну, чтобы мы с тобой одну работу не делали, когда двое про одно и то же пишут… Глупо, наверное.
– Пожалуй.
Поэст Уланов с этим бы поспорил.
– Вот и хорошо, – Роман окончательно спрятал литературный блокнот. – Буду стараться сам. Как могу, наверное.
– Правильно, – сказал я. – От меня все равно никакого толка, я сто лет не писал, а это дело требует тренировок.
– Ну да…
Мимо пошел оркестр. Пенсионеры. Каждый старался над своим инструментом, общей мелодии не складывалось, но звучало громко.
– Ты мой номер все-таки разблокируй, – попросил Роман. – Вдруг спросить чего придется.
– Да, само собой… Может, погуляем пока?
Роман был не против.
Я расплатился, мы покинули «Вердану» и отправились вдоль моря.
Набережная оживала, оркестр разбудил любителей променада и вечерних купальщиков, переживших полуденный жар в своих номерах; скамейки были заняты, мимо нас проносились велосипедисты и самокатчики, на пляже играли в волейбол и катались на досках. Солнце висело высоко, но светило иначе.
Роман купил разноцветного мороженого и с удовольствием ел. Потом купил яблоко в карамели. Потом мы встретили горячую кукурузу, и Роман умудрился съесть две штуки и запил свежим апельсиновым соком. Я немного ждал. Когда Роман скажет, зачем он приехал на самом деле, но Роман купил ведерко попкорна и говорил исключительно о ерунде.
Крыша в доме Романа прогнила разом, по всем углам, а и не прогнила, ее прогрызли коричневые древоточцы, еще немного – и потребуется капитальный ремонт.
А в прошлом месяце он неосмотрительно помог соседней бабе с печью, и она, по некоторым пугающим признакам, в долгу оставаться не собирается.
Прочие соседи исключительные скоты, потихоньку сдвигают границы участков, чтобы рано или поздно выдавить его вовсе.
Желудок болит все чаще. Пробует настаивать на спирту золотой корень, помогает. Я посоветовал хлорофилл, ВСАА и витамины. Роман вздохнул. Я предложил денег. Роман отказался. Я предложил обращаться, если что, вызвал такси, и мы отправились к аэропорту.
Пробки начинались.
Всю дорогу я ждал, когда Роман спросит про посылку. Про бейсболку. Но он не спрашивал.
Потом мы стояли в очереди на вход, толкались в зале регистрации, а он все не спрашивал. А после получения посадочных талонов стал извиняться. За свою глупую идею, это ведь была крайне глупая идея – прилететь вдруг с таким предложением и на что-то надеяться. Но я должен его простить, он сам не свой, я должен его простить. Я сказал, что ерунда, был рад его видеть.
Роман пожал мне руку и отправился в посадочную зону.
Все.
Что это было?
Я взял такси и отправился к дому.
Начинались сумерки.
«Угар муниципий».
Соколиный Глаз настороженным шагом пробирался сквозь былое индустриальное величие Среднего Поволжья. По правую руку его высились мосты и эстакады Западной объездной дороги, по левую серел величественной башней областной элеватор, далее простирался речной порт, ощетинившийся ржавыми кранами, река, пропитанная железом и цветущими зелеными водорослями. Соколиный Глаз шел сквозь унылую типовую застройку, в которой всегда жила осень.
Зачем он прилетал?
Нет, действительно, зачем Роман прилетал? Он прилетел из… Я вдруг понял, что так и не узнал откуда. Билеты из Москвы, но живет явно не в Москве и не в Подмосковье… Прилетел предложить мне нелепое соавторство. А потом от него отказался. Легко. И не спросил про кепку.
Он не спросил про кепку. Он ждал, что я расскажу ему про кепку? Или он не знал про кепку?
Зачем? Про соавторство несомненный бред.
Приезжал на меня посмотреть. Посмотрел. И что?
Хотел что-то узнать. Узнал? Если так легко уехал, значит узнал. Что мог узнать? Я жив. Мало, этого мало.