Снег как пепел
Шрифт:
— К оружию!
Спящие солдаты, все до единого, вскакивают с коек и спешат выполнить приказ.
Я захлопываю дверь и несусь ко второй — той, что закрыта. Бежать, бежать отсюда скорее! К тому времени, как солдаты отворяют дверь казармы, я уже дергаю ручку последней — запертой — двери и ругаюсь на чем свет стоит:
— Чтоб вас всех побрал снег, лед и иней!
К счастью, Генерал любил озадачивать нас с Мэзером всякими дурацкими заданиями вроде: «Взломай замок этого сундука, твой ужин — внутри». Его испытания и тонкая, размером с палец, отмычка, которой я скрепляю волосы, наконец пригодились, хотя ему я, конечно
— Да кому нужны ключи! — рычу я, отхожу и со всей силы бью ногой по замку.
Он ломается, распахнувшаяся дверь ударяется о стену. Меня встречает винтовая лестница, освещенная идущим снизу мерцающим золотистым свечением.
— Стоять!
Я резко разворачиваюсь. В другом конце зала появляется Ирод. Высокий и широкоплечий. Прекрасная цель для шакрама. Тьфу на мои дрожащие руки. Однако пространство между нами заполняется солдатами — полураздетыми, сжимающими оружие и пытающимися прогнать остатки сна. Их слишком много, чтобы можно было сразу охватить всех взглядом. Буравящий меня глазами Ирод багровеет.
— Винтерианка!
Я ныряю на лестницу и захлопываю за спиной дверь, однако сломанный замок не дает ей закрыться. Что ж, придется расстаться с ножом. Я всаживаю лезвие в замок, пригвождая его к дверной панели. Продержится недолго, но у меня будет фора. Чем ниже я спускаюсь, тем более скользкими становятся ступени. Стены покрыты чем-то, отдающим ослиным навозом. Не похоже на обычный подвал. Я глубоко вздыхаю, и до меня наконец доходит, куда я иду и где спрятана половинка медальона: в канализации. Вот радость-то!
Я успеваю сделать только несколько сдавленных вздохов, когда до меня доносится эхо сердитых голосов. Руки уже меньше дрожат, и, достав шакрам, я привычно сжимаю его потертую рукоять. Быстрее! Там наверху какой-то шум. Лучше поспешить.
Я останавливаюсь на последнем повороте лестницы, освещенном фонарем. Переговаривающиеся люди близко. Близко для удачного удара шакрамом.
— Я его в руки брать не буду. Ты знаешь, что это такое! Сам бери.
Похоже, их всего двое.
— Я твой начальник, — ревет второй мужчина. — Приказываю тебе взять этот гребаный кусок медальона!
Мои губы расплываются в улыбке. Мой выход.
— Мальчики, нет никакой нужды спорить. Его возьму я.
Я выхожу из-за лестницы, держа шакрам за спиной наготове — в любую секунду он вспорет воздух. Мы и правда находимся в канализации — передо мной открывается тоннель с темной рекой нечистот. На противоположной стороне один мужчина держит в поводу лошадей, а другой стоит по лодыжку в лайнийских помоях. Солдат мало, но если бы было больше, то они бы привлекли внимание. В стене позади мужчин один из булыжников вынут, и в образовавшемся углублении блестит в свете канделябров синяя шкатулка. На меня нисходит облегчение. После стольких лет поисков половинка медальона находится совсем рядом. Я целюсь шакрамом в капитана, сапоги которого запачканы канализационными отходами. Он окидывает меня взглядом.
— Винтерианцы стали отправлять на грязную работу девчонок? —
Я выпячиваю нижнюю губу и растерянно округляю глаза:
— Эту? — опускаю я шакрам. Теперь он нацелен в левое бедро капитана. — Они дали ее мне и сказали: «Бросай!» Я даже не умею ею пользоваться…
Солдаты смеются тем гортанным издевательским смехом, который говорит об уверенности, что победа за ними. Когда капитан делает шаг вперед, я нагибаюсь и пускаю шакрам. Стальной диск перелетает вонючую реку, рассекает ногу капитана и изящной дугой возвращается ко мне. Мужчина кричит и падает в нечистоты, хватаясь за бедро. Неужели я его задела?
— Оу, — провожу я пальцами по плоской стороне лезвия шакрама. — Так вот как ее используют.
Второй солдат разглядывает меня, вытянув руки, словно собрался танцевать. Или бежать. Последнее, скорее всего, больше похоже на правду. Но потом он улыбается, и написанный на его лице страх так внезапно сменяется весельем, что у меня сжимается сердце.
Магия… Конечно же это она. Дальше происходит удивительное: солдат опускает руки, расправляет плечи, и его тело трансформируется прямо у меня на глазах. Кости трещат и перестраиваются, с тошнотворным звуком растягиваются мышцы. Передо мной больше не солдат — во всяком случае, не безымянный, никчемный солдатишка. И раненый капитан, скрючившийся в помоях, смеется, хоть в его смехе и слышны нотки боли. Там, наверху, был не Ирод. Разумеется, нет. Ирод не стал бы терять свое драгоценное время на общение с главой города. Он с половинкой медальона поджидал бы воров тут.
Ирод заканчивает превращение, и тогда светлыми в нем остаются лишь золотистые волосы, зеленые глаза и бледная кожа. Все остальное — тьма, свидетельство порока и зла. Он огромен, широк в плечах и высок — головой едва не касается потолка. У него тело человека, рожденного, чтобы держать меч. Вряд ли его мать была этому рада. Я наклоняюсь, чтобы бросить шакрам, но Ирод одним махом преодолевает тоннель и сбивает меня. Упав с дорожки прямо в нечистоты, я задыхаюсь от удара и внезапного погружения в испражнения.
Ирод вырывает у меня шакрам и перекидывает его на другую сторону, а потом, ухмыляясь мне в лицо, больно заламывает руки. По лестнице грохочут сапоги. Показывается не-Ирод со своими людьми. Что же мне так не повезло? Я извиваюсь в руках Ирода, что-то лежащее в кармане врезается в бедро. Оружие? Нет. Лазурит. Единственное, на что он сейчас годится, — это на горькое напоминание о Мэзере и Винтере. Мэзер не простит себе, если со мной что-нибудь случится.
Пальцы Ирода усиливают хватку на моих запястьях, и я вздрагиваю от боли. Его ладонь накрывает последнее оставшееся у меня оружие — нож в рукаве.
— Сэр! — кидается к нам солдат.
Это не-Ирод, и он медленно принимает свой истинный облик. Я слышала, на что Ангра использует магию накопителя помимо контроля над людьми. Истории об этом, услышанные от вернувшихся с миссий окровавленных и переломанных винтерианцев, передавались шепотом. С помощью магии Ангра насылает настолько реальные видения, что те сводят людей с ума: ломает предателям кости и вырывает органы из их тел, пока они еще живы, вызывает подобные превращения. Ирод рывком поднимает меня на ноги. Я нахожу какое-то извращенное утешение в том, что мы оба заляпаны дерьмом.