Снег, уходящий вверх… (сборник)
Шрифт:
В общем, как ни прикинь, получалось, согласно «аргументам и фактам», приведенным Достоевским, что арестанты получали в любом случае мясных продуктов больше нас…
Я стал, ради упрямства уже, искать дальше что-нибудь опровергающее мои аргументно-фактические мысли…
Виктор продолжал читать:
– …Кушать было нечего, и человек напивался пьяным. Теперь веселее стало жить. От хорошей жизни пьяным не напьешься. Весело стало жить, значит, и выпить можно…» Поняла, Кристина? «…Но выпить так, чтобы рассудка не терять и не во вред здоровью».
– Витюша, дарагой, дак мы все это и без «товарища Микояна» знаем… –
В одном месте, в главе «Претензия», я все-таки нашел жалобы арестантов:
«Уже несколько дней в последнее время громко жаловались, негодовали в казармах и особенно сходясь в кухне за обедом и ужином…
– Работа тяжелая, а нас брюшиной кормят…
– А не брюшиной, так с усердием [2] .
2
«То есть с осердием…» (Примеч. Ф. М. Достоевского.)
– Оно, конечно, теперь мясная пора…
– …Брюшина да усердие, только одно и наладили. Это какая еда! Есть тут правда аль нет?»
Я в каком-то раздраженном недоумении положил книгу на пол, на коврик, рядом с кроватью. «Ну, вы заелись, братцы!» – подумал я и вспомнил, как недавно моя теща, отстояв многочасовую очередь в давке и духоте, отоварила «талон на мясопродукты» – причем искренне радовалась, – добыв «суповых наборов», а точнее, два килограмма костей на месяц.
Это воспоминание вернуло меня из века XIX в век XX, и я тут же услышал Витино:
– Товарищ Сталин занят величайшими вопросами построения социализма в нашей стране. Он держит в сфере своего внимания все народное хозяйство, но при этом не забывает мелочей, так как всякая мелочь имеет значение. Товарищ Сталин сказал, что стахановцы сейчас зарабатывают много денег, много зарабатывают инженеры и другие трудящиеся…
«Интересно, – подумал я, – много – это сколько? И считается ли много, например, оклад мэнээса в 140 рублей при прожиточном минимуме для Сибири в 150 рублей в месяц. Да и соотношение цен надо учитывать. Раньше бутылка шампанского (при Никите Сергеевиче [3] ) стоила три двадцать семь, потом (при Леониде Ильиче [4] ) шесть пятьдесят, а сейчас (при Михаиле Сергеевиче [5] ) – пятнадцать».
3
Хрущев Н. С. – глава государства с 1953 по 1964 г.
4
Брежнев Л. И. – глава государства с 1964 по 1982 г.
5
Горбачев М. С. – глава государства с 1985 г., первый и последний Президент СССР (Союза Советских Социалистических Республик).
– «…А если захотят купить шампанского, смогут ли они его достать?..»
«Сейчас достать несложно – сложно купить», – мелькнула у меня комментирующая мысль.
– «…Шампанское – признак материального благополучия, признак зажиточности».
– Да хватит тебе, Витька! – не выдержала Кристина. – Идите-ка вы лучше… в баню! Дай девушкам вволю посплетничать.
– В баню, в которую ты нас так жестоко посылаешь, идти еще рано, – невозмутимо ответил Виктор…
Я внезапно выпал из реальности. Уснул так же сладко, как Димка. И даже слюнка подушку смочила, там, где я уткнулся в нее уголком рта…
О баня! Языческий храм!
Гонитель хандры. Исцелитель недугов.
Дарующая свежесть, легкость, радость, чистоту тела и новорожденность духа.
Мужской клуб «банных трепачей»! Где можно поговорить о том о сем, обо всем, ни о чем…
Увы, еще не написана банная ода, достойная ее!
Общественная баня была расположена на краю деревеньки у перегороженного бревенчатой плотиной ручейка, образующего выше плотины небольшую, но достаточно глубокую заводь с холодной темной водой.
Баня была небольшая. Бревенчатая. И бревна ее были черны от времени.
Пока мы дошли до нее, прохладно-чистый ветерок раскраснил наши руки и лица.
В заводи у плотины с медленно, как бы нехотя, перекатывающейся через темное влажно поблескивающее верхнее бревно широкой стеклянной струей воды в углу затончика грустно плавало несколько желтых березовых листьев…
На высоком крыльце, у входа в баню, на табуретке сидела «немушка» Ага – глухонемая полустарушка. Она была и истопником, и кассиром.
Увидев нас, она радостно загукала и закивала головой.
Мы тоже поздоровались с ней и спросили, как дела. (По-видимому, по движению губ она почти безошибочно понимала, о чем говорят.)
Она оттопырила большой палец левой руки и показала нам. Ладонь правой руки в это время она протянула для мелочи (вход в баню стоил 15 копеек).
Мы вошли в предбанник с большой печкой, у одного бока которой лежали березовые поленья, которые время от времени немушка подкидывала в горящую печь.
У единственного окошка предбанника, справа от печи, на табуретке стоял бак с водой и с привязанной веревкой к ручке бака алюминиевой, помятой сбоку кружкой.
Левая стена печки отгораживала вторую часть предбанника, где буквой «П» вдоль стен были расположены лавки, прикрепленные прямо к выскобленным бревнам, а над ними, тоже прямо к стене, были прибиты вешалки для одежды.
Брезентовые шторы, закрепленные кольцами на толстой проволоке, продернутой под потолком, и занимавшие место от стены бревенчатой до печной, разделяли пространство предбанника почти на две равные части.
Во второй его части тоже было окно, но только закрытое белыми простынными шторками, и почти в углу – дверь в баню, разрывающая в одном месте лавочную букву «П». На широком, голубом подоконнике окна, расположенном почти у самой брезентовой шторы, стояли банки, бутылки: с квасом, морсом, вареньем, разведенным водой.
Народа во второй части предбанника было еще немного.
Сидел в белых полотняных кальсонах весь высохший «столетний» дед с провалившейся в ключичные впадины кожей, два местных парня, приехавшие на праздники из листвянкинского интерната (школы в Больших Котах не было уже давно), где они заканчивали школу, и лесник.