Снегурка в постель
Шрифт:
Вот такую, бледную после болезни, со встрёпанной волосней, с белым кремом на губах…
Да бля! Он — извращенец!
И потому да, надо быстрее к делу, выторговать свои условия и свалить побыстрее.
Но прежде, чем я произношу хоть что-то, он успевает задать вопрос:
— Подельник твой кто?
Ой…
— Ка-какой подельник? — пытаюсь играть дурочку. Он меня сразу расколол! И вот вопрос — что я ему могу предложить? И нафига ему со мной вообще возиться? Может, он уже все про меня выяснил? Он же ФСБшник! Ой, Сашка, какая ты тупая
— Так, разговор окончен, — он выплевывает зубочистку, — пошла нахер отсюда.
— Стой! — торопливо начинаю говорить я, потом делаю паузу. Ладно, Сашка. Ладно. Не за жратву ты продаешься все же. Нет. А за безопасность. За жизнь свою. — Ладно. Давай по порядку тогда.
Он откидывается на стуле. Кивает приглашающе.
Я еще раз выдыхаю и… Начинаю говорить.
Все.
Обстоятельно.
С самого начала.
Он слушает. Периодически прерывает меня, задавая уточняющие вопросы. Странные, кстати, на мой взгляд, вообще не логичные.
Отвлеченные.
Например, какое образование у Ваньки. Был ли он в армии. Кому принадлежит комната, в которой он живет сейчас.
Я отвечаю. Правду. Потому что, снявши голову, по волосам не плачут, как говорил наш сторож.
Я сдаю своего кореша. Своего детдомовского друга, который заступался за меня перед старшаками. И пару раз даже дрался за меня. Когда совсем мелкой была.
Сдаю его, наплевав на наше детдомовское братство, на непреложный закон о запрете крысятничества и стукачества, вбитый в подкорку.
Рассказываю все.
И чувствую себя при этом отвратно. Несмотря на то, что Ванька — сам крыса, я-то не такая!
А нет, Сашка, ты — такая. Привыкай.
Виктор после того, как я замолкаю, тоже какое-то время молчит.
Сверлит меня взглядом.
Странным. Очень странным. Словно на детальки паззл раскладывает. Крутит-вертит каждую деталь, прикидывая, правильно-неправильно, пойдет-не пойдет…
Потом берет телефон и, глядя мне в глаза, начинает надиктовывать невидимому собеседнику мои данные. И данные Ваньки.
И, если он ищет в моем лице неуверенность, то вот фигушки ему. Я всю правду сказала. Хоть и стыдно, и тупо это. Но всю.
И проверить это реально легко с его связями.
— Пей кофе, Саша, — кивает он на большущий стакан кофе с молоком и пушистой шапкой взбитых сливок.
А сам углубляется в чтение информации, которую ему уже, походу, скинули на телефон.
Я пожимаю плечами и пью. Вкуууусно. Конечно, не такой оргазмический оргазм, как с десертом, но все равно вкусно. Хлюпаю неприлично трубочкой, ловлю на себе осуждающие взгляды официантки.
Вынимаю трубочку из кофе и, назло ей, демонстративно начинаю обсасывать конец. Тоже громко втягивая остатки сливок и кофе в рот.
Она морщится чуть заметно, а мне весело. Ишь ты, красотка благородных кровей! Можно подумать, сама так никогда не делала!
Назло ей еще раз облизываю трубочку.
И ловлю взгляд Виктора на своих губах.
Да ну нахер.
Маньяк, блин.
— Так, Саша, —
— Да я… — тут же вскидываюсь в праведном гневе, но он прерывает решительно:
— Неважно. До полной проверки информации ты будешь под присмотром. И не просто под присмотром…
Я молчу. В принципе, я готова к его любому предложению. И даже знаю, на какие точно не соглашусь.
Он усмехается мне, словно мысли в этот момент читает, и говорит:
— У меня есть для тебя работа, Саша.
Опа! А вот этого я не ожидаю!
8. Работа для Снегурки
— Нет, Гор, без меня, — Виктор завернул на улицу, где жили родители, — да, Крещение, сам понимаешь.
— Ладно, тогда завтра созвонимся, — пробасил в трубку Гордей Волгин, тоже подполковник, но из другой, смежной структуры, — может, подъедешь к утренней рыбалке?
— Посмотрим, не буду обещать.
— Опять друга на бабу променяешь?
— Да ты чего? Как можно? Чтоб тебя — и на бабу… Только на двух!
— Смотри, — Гордей, которого в узких, ну очень узких кругах звали по-простому, Гором, и, надо сказать, очень ему это прозвище шло, сгустил и без того низкий бас, — а то помнишь, как в «Стеньке Разине»?
Гор был большим ценителем оперы, рыбалки и активных видов спорта.
— Не помню, — открестился Виктор, захлопывая дверцу машины, — это ты у нас театрал.
— Бля, ну вот какой из тебя начальник? Кругозора никакого…
— Ну да, как ты, эпично мозг ебать подчиненным не умею, — рассмеялся Виктор, взбежал на крыльцо и нажал на звонок.
— А надо бы уже уметь… А то так и генералом невнятным будешь…
— Да мне до генерала, как до Китая раком…
— Не так уж далеко…
Тут открылась дверь, и Виктор, оторопело глядя на девушку в строгом платье с небольшим фартучком спереди, торопливо попрощался:
— С Крещением, Гор!
И, не слушая ответной любезности, нажал на сброс.
— Привет, Саша.
— Добрый вечер, Виктор Евгеньевич.
Снегурка, которую он со Старого Нового года не видел, опустила взгляд и отошла в сторону, давая ему войти.
— Как дела? — он раздевался, машинально расстегивал пуговицы пиджака, а сам не сводил глаз с девушки. Так похожей и так не похожей на ту самую Снегурку, что было нереально сладко трахать в новогоднюю ночь.
Она поправилась немного, округлилась. Щечки стали розовыми, чисто вымытые волосы — светло-золотыми. И вообще она производила впечатление нежной феечки, красивой и невинной. Оттого воспоминания, как он целовал эту феечку, как брал ее, заставлял садиться на себя верхом, выгибаться ломко и изящно… Завели.