Снегурочка для детей министра
Шрифт:
Карина продолжает возмущаться, а мы с Матвеем беремся за руки и выходим из зала суда, чувствуя себя сегодня победителями.
Вот только сегодняшний бой выигран – а главная битва еще впереди.
На следующий день Матвею звонят из органов опеки, чтобы сообщить:
– Ваша дочь, Опалова Варвара Матвеевна, завтра ранним утром уезжает из Москвы вместе с сотрудником службы опеки.
– В смысле уезжает?! – шокированно переспрашивает Матвей. – Куда?!
– В детских домах столицы не хватает мест, так что ее переводят в детский дом города Смоленска.
– Какой еще Смоленск?! – кричит в трубку Матвей, пока я стою рядом, совершенно растерянная, держу его за руку и понимаю, что это очередная подстава от Анатолия. У него не получилось отдать Варю в лапы Карине – и потому он просто решил увезти ребенка подальше от отца...
48 глава
Матвея просто колотит от гнева и безысходности. Я вижу, как до дрожи сжимаются его онемевшие кулаки. Он ничего не может сделать в сложившейся ситуации: решение принято – Варвару отправляют в другой город и в другой детский дом. Смоленск не очень далеко, конечно, – всего около пяти часов от Москвы, что на автомобиле, что на поезде, – но нам от этого не легче: ее забирают – а это значит, вернуть ее будет еще сложнее, чем прежде.
Прежде чем повесить трубку, сотрудник органов опеки говорит:
– Сегодня можете приехать попрощаться, – и это звучит так, словно ее увозят навсегда, словно малышка больше никогда не увидится с отцом...
Это ужасно. Страшно. Жутко.
И я пока не знаю, как помочь.
Когда телефонный разговор заканчивается, я осторожно беру Матвея за руку:
– Мы обязательно с этим справимся.
– Как?! – спрашивает мужчина, и я вижу слезы у него на глазах. – У меня больше нет никаких моральных сил бороться с этой насквозь прогнившей системой и с этим ужасным человеком...
Мне тоже очень сложно, но я понимаю: ему намного хуже. Он – любящий отец. И у него пытаются отнять родную дочь...
Радоваться чужой смерти очень плохо, конечно, но вот что я думаю: если бы Анатолий внезапно умер – не знаю, тромб во сне оторвался или кирпич на голову упал, – мы все были бы просто счастливы... Но так просто бывает только в сказках. В реальной жизни злодеи не только становятся все сильнее и сильнее, но еще и побеждают... Так неужели Анатолий победит?!
– Эльвира, я не знаю, что мне дальше делать, – говорит Матвей, качая головой. – У меня уже просто руки опускаются. После вчерашнего суда мне на небольшой промежток времени показалось, что затеплился луч надежды, но... похоже, теперь тьма сгустилась еще больше.
– Так или иначе, мы должны поехать в детский дом, чтобы...
– Чтобы попрощаться с моей дочерью, – заканчивает Матвей за меня.
– Ненадолго, – говорю я. – Мы найдем способ...
Он смотрит на меня с недоверием – и просто выходит из комнаты. Совершенно очевидно, что разговоры сейчас бесполезны. Сейчас все бесполезно.
Может, нанять для Анатолия киллера?!
В любом случае, вариантов действительно нет: мы собираемся и едем в детский дом, по пути покупая новые книги, игрушки и вкусняшки для любимой принцессы.
Когда к нам выводят Варвару, и малышка бросается на шею к Матвею, мы с ним не можем сдержать слез.
– Папочка, ты наконец приехал забрать меня отсюда?! – спрашивает малышка радостно, и у меня сердце пропускает удар, до того больно...
– Пока нет, милая, – говорит Матвей, и я вижу, как сложно ему признаваться в собственном бессилии любимой дочери. – К сожалению, у папы есть еще дела, которые нужно завершить, чтобы ты наконец смогла вернуться домой... Зато уже завтра тебя ждет небольшое путешествие.
– Правда?! – Варя начинает прыгать от нетерпения. – Что за путешествие, папочка?!
– Ты поедешь в другой город и познакомишься с другими детками...
– Но мне нравится здесь! – спорит Варвара.
– Понимаю, но ты только подумай: вдруг в новом городе тебе понравится еще больше?! Там будут новые игрушки, другие завтраки, обеды и ужины, другие кроватки, другая площадка для игр... Разве не замечательно?
– Нуу... – протягивает малышка. – Можно попробовать. А если мне не понравится – можно будет вернуться сюда?!
– Конечно, – кивает Матвей. – Конечно, милая...
Я смотрю на них и у меня сердце разрывается, но я вдруг понимаю, что должна сделать. Понимаю, что всего через пять дней у меня будет возможность высказаться – высказаться так громко, что меня услышат все.
Возможно, после этого меня исключат из университета.
Возможно, серия сериала с моим участием не выйдет в эфир, и вместо гонорара я получу только выговоры и штрафы.
Возможно даже, что мне навсегда закроют путь в киноиндустрию и на театральные подмостки, но... если я не выскажусь – я никогда не прощу себя.
Потому что такой шанс дается один раз – и я обязана им воспользоваться, а дальше – будь что будет...
Через пять дней, в субботу, утром приходит напоминание от Антонины Сергеевны Карамелевой:
– Сегодня премьера, не забудь.
Как уж тут забудешь! Моя первая в жизни премьера! Моя первая красная дорожка! Фотографы, пресса, интервью! Громкие имена! Ротации! Зрители!
– Волнуешься? – спрашивает у меня Матвей, когда приходит время собираться, и я киваю:
– Да, очень.
Еще бы: ведь я планирую сделать красную дорожку сериальной премьеры своей трибуной.
Вот только Матвею не говорю об этом – знаю, что он начнет отговаривать. Скажет, что я не должна рисковать карьерой и своим будущим ради его дочери... Но я должна! Потому что за прошедшие месяцы его дочь почти что стала и моей дочерью тоже – пусть не биологически и даже не по документам, но духовно! Варя, Богдан и сам Матвей стали моей семьей! И защищать их – то, что я должна делать, даже если рискую чем-то еще...