Снежная Королева
Шрифт:
— Я не сомневаюсь, что ты сможешь, — улыбнулся он, повернувшись ко мне. На долю секунды в его глазах промелькнуло сожаление, но он тут же привлек меня к себе, крепко обнимая, — ты же моя дочь! И, разве не об этом ты мечтала всегда?!
Ну, мечтала — не мечтала, что мне оставалось? С отношением-то окружающих ко мне? Разве что ковыряться потихоньку в сложных механизмах, да разбирать папины старенькие микросхемы, а потом ловко справляться с различными устройствами и компьютерами, что были в нашей сельской школе. Я оказалась единственной, кто худо-бедно мог починить единственный старенький системник школьного компьютера. Ведь ждать мастера из города приходилось по нескольку недель. Да и папины друзья частенько шутили, глядя, как у меня, ребенка, загораются
Была еще одна причина, по которой я рвалась учиться в большой город и в этот самый крупный университет. Я очень хотела выяснить причину своей «аномалии», ведь папа не особо жаловал врачей, а там мне выпала бы возможность найти специалиста, способного объяснить то невероятное, что происходит в моей жизни. Отец вряд ли поддержал бы мою затею, было видно, что ему не нравится сама идея по ковырянию в себе и вытаскиванию моих «демонов» на свет.
— Завтра едем? — спросил он, пристально глядя на меня, а я передернула плечами, отгоняя тревогу.
— Если ты не слишком будешь занят, — пожала я плечами, — могу и одна. Первый экзамен в десять. Может, тебе не стоит…
— Нет, мне так будет спокойнее. Друга заодно навещу, — папа поцеловал меня в лоб, направляя в сторону кухни, — иди, завтрак на столе, а я пойду, пожалуй, в мастерскую, поработаю.
Меня пробирало волнение. Для той, кто практически не покидала пределов нашей деревни, предстоящая поездка была целым событием. После случая с дядей Сережей, отец практически ограничил наши внешние контакты. К нам перестали приезжать его друзья. Папа боялся, и, наверное, не зря, что кто-то из них может случайно проболтаться о странных способностях ребенка. Местные же, если и сболтнут что-то, где-то, то кто им поверит? Мало ли, что придумывают дети, ведь даже дядя Сережа и то до последнего смеялся над моим «предсказанием». Другое дело папины друзья. Они сплошь серьезные люди, которые, если понадобится, докопаются до любой правды.
А еще мне казалось, что папа постоянно ожидал кого-то. И если в деревне появлялось «свежее» лицо, он непременно старался выяснить о нём все, что можно и нельзя. Он ждал или намеренно искал кого-то, а вот зачем — я не понимала.
Глеб.
Молодая женщина опустила руки вдоль тела, смиряясь.
— Почему? Почему ты не хочешь помочь? — мужчина жестко схватил ее за плечи и встряхнул рыжеволосую. — Ведь ты можешь, можешь отменить проклятие!
— Не могу, — хрипло прошептала она, — не могу. Во мне нет Дара…
— Твоя мать?…
— Ее тоже нет…
Несколько дней назад она видела, как сошедшие с ума от отчаяния люди, выволокли ведьму из ее избушки и сожгли у старого у одинокого дуба. В священном месте, где мать приносила дары духам. Страшная смерть. А она, ее дочь, ничем, ничем не могла ей помочь. Ведь мать отреклась от нее за то, что она, Йоханна, сделала.
— Я не стану этого делать, Дагрун, — прошептала женщина, опуская голову, — мой сын… я не смогу ничего сделать его отцу. Не могу! Готлиб сейчас ненавидит меня за то, что по моей вине потерял жену, но он еще не знает, что у него есть сын, — ее глаза слабо сверкнули малахитовой зеленью и отразившейся в них надеждой, что мужчина поморщился от досады. — Зачем? Зачем ты заставил меня стать твоей женой перед твоими Богами? Я могу теперь быть с ним. Он любит меня. Любит! И наше с ним дитя прямое тому подтверждение. Это Его сын, понимаешь?! Отпусти меня, Дагрун, прошу, — бывшая, странно было произносить это, ведьмочка упала перед ним на колени и схватила в отчаянии полу его кафтана.
— Объяснись, — через минуту тяжелого молчания последовал холодный приказ из уст ее мужа.
— Ведьма… она теряет Дар, если носит под сердцем мальчика, а после его рождения становится обычной женщиной, — торопливо начала говорить Йоханна, — ведь родить ведьма может только девочку, чтобы передать свой дар дочери. И лишь в единственном случае возможно рождение мальчика. Если его отец любит ведьму. Не по ее приказу или под воздействием ритуала зачатия, как ему кажется в тот момент, а искренне. Любит по настоящему, понимаешь? — ведьмочка пристально посмотрела в черные глаза мужа и поежилась от холода, сквозившего в них. Как же он сейчас был похож на ее Готлиба! Она тихо продолжила, — никто не способен полюбить ведьму, поэтому рождение мальчика сравни чуду. А я… я смогла. Смогла!!! Готлиб… мы провели всего одну ночь, я тогда не стала его поить… впрочем, не важно, но он искренне любит меня, хоть и женился на Юлинне. Я лишь боролась за свое. Я в своем праве, Дагрун! — закричала Йоханна, отчаянно цепляясь за полы его одежды. — Отпусти! Отпусти меня и сына, я постараюсь успокоить Готлиба. Он меня любит… любит…
Ее тело сотрясали рыдания, а Дагрун смотрел на распростертое под его ногами тело жены. Той, для которой он поклялся перед всеми богами быть защитником, любящим мужем и опорой. А стал тем, кого она предала сразу после их свадьбы, предала все те клятвы, что давала у алтаря. Она валялась в его ногах, умоляя отпустить. Что ж, он ее и не держит больше. Не было в нем теперь тех чувств, что когда-то он старательно уберегал ото всех, все умерло в нем. И жалость к любимой женщине тоже. Она хочет свободы — пусть. Но сына он не отдаст.
— Это я, — тихо сказал Дагрун, отходя от женщины на шаг назад и разворачиваясь к ней спиной.
— Что? — непонимающе посмотрела на него Йоханна, отняв руки от заплаканного лица.
— Готлиб всегда любил только Юлинну, с самого детства, — спокойно произнес мужчина, — ты не знала, не замечала или не хотела замечать очевидного. Но вы всегда были вместе, словно родные сестры. Она и любила тебя, как сестру, а не подругу. И не предавала…
Как ты ее!!! Фраза повисла в воздухе, хоть и не была произнесена вслух. Дагрун повернулся к Йоханне, но на его лице была маска спокойствия. От его взгляда шла бесконечная волна холода, что женщина невольно подалась назад, чем вызвала скупую усмешку. Он и раньше ее никогда пальцем не трогал, да и теперь бить не собирался.
— Ты всегда… яркая, как солнышко, привлекала к себе внимание. Как огонек, что согревает, но стоит дать ему свободу и… либо сгорит, либо сожжет все вокруг. А Ю ла — всегда спокойна, как вода в озере в летний день. Задумчива, тиха. За это ее и полюбил Готлиб.
— Да что вы в ней все нашли?! — выплюнул ведьма, подскакивая и гневно сверкая глазами, — что в ней такого, чем обделена Я!!!
— Когда Готлиб признался мне, что хочет просить руки Юлинны у Ольсенов, я с радостью поддержал брата, — с усмешкой продолжил Дагрун, словно не обратил внимания на перекошенное от гнева лицо ведьмы. — В тот день он мне еще признался, что подруга Юлинны не дает ему прохода и пригласила его вечером в сенник. Это был день его помолвки. Да и понятно было зачем, — презрительно проговорил Дагрун, а ведьмочка против воли покраснела, вспомнив ту ночь. Она несмело подняла взгляд на мужа, заметив, что он внимательно смотрит на нее. — Вот только… это я, а не Готлиб, был с тобой в ту безлунную ночь…
— Ты лжешь, — смогла только прошептать Йоханна, заметно бледнея.
— У тебя на левой груди, над соском маленькая родинка, она не заметна в темноте, но… — он не договорил, но девушка поняла его намек и еще сильнее побледнела. Дагрун продолжил, — ты ведь понадеялась на свой ритуал, что понесешь первая, и Готлибу придется жениться на тебе. Выбора-то у него не останется. Ты продумала все, кроме того, что он никогда не изменит своей невесте. А еще не учла того, что твоя мать согласится отдать тебя в жены мне. Она знала обо всем, поэтому тебе пришлось уехать на следующий день. Жаль, что уберечь свою названную дочь от тебя она не смогла.