Снежная ночь с незнакомцем
Шрифт:
Дункан подождал за драпировкой, пока Камерон проводит Фиону Хейнс и ее дядю до дверей, и не спеша вышел. Секретарь был одним из немногих, кому позволялось видеть его без повязки на глазу. От огня больше всего пострадали его шея и левая рука, которая теперь висела как плеть. Но был еще участок обожженной и сморщенной кожи, тянувшийся от глаза к скуле и слегка оттягивающий вниз его левый глаз, что казалось Дункану безобразным.
Если когда-нибудь Камерон и испытывал отвращение к его страшному виду, то Дункан никогда не замечал этого.
— Вы все слышали, милорд? — только и спросил
— Все до последней глупости, — мрачно сказал Дункан и провел рукой по голове. Это была действительно глупость: не женское это дело путешествовать одной, если не считать горничную, в горах Шотландии. Но Фиона Хейнс, казалось, обладала необыкновенной решимостью, и Сивер нисколько не ошибался в том, что Дункан вернется в Блэквуд на праздники: на Рождество и канун Нового года, — соблюдая главную шотландскую традицию встречи Нового года. Как лэрд Блэквуда, Дункан должен был отслужить ежегодное благословение жилищ и скота в имении. По лицу Камерона Дункан видел, что он думает о том же — что хозяин отправится в это путешествие и не допустит, чтобы молодая женщина путешествовала одна. Дункан вздохнул.
— Какую несусветную глупость она совершает. Но полагаю, я должен, а?
Камерон только кивнул.
Глава 2
Все еще обиженная тем, что ее так бесцеремонно вырвали из Лондона и привезли в Эдинбург, Шерри, камеристка Фионы, находилась на высшей стадии возмущения, когда Фиона сообщила ей, что они поедут в Блэквуд.
— В Блэквуд? — повторила Шерри, причем в ее голосе отчетливо звучало недовольство. — Где это? Нет. Только не шотландские горы, миледи! Скажите, что это не в горах!
— А что может тебе не понравиться в Северном нагорье? — с раздражением спросила Фиона. — Ты никогда не была севернее Эдинбурга.
— И очень хорошо, что не была. Там, в горах, нет никого, кроме язычников, — это я слышу всю свою жизнь.
— Язычники! — насмешливо сказала Фиона. — Какой абсурд! Я родом из Северного нагорья, Шеридан, так ты думаешь, я — язычница?
— Нет, мэм. Но вы уехали оттуда, от убийц и воров, которые живут в трущобах этого захолустья.
— О, ради Бога, Шерри. — Фиона тяжело вздохнула: спорить было бесполезно. Ей не убедить Шерри, суеверную до безумия. Та поверила бы, что хорошие и приличные люди живут по всей Шотландии, только увидев все своими глазами. — Подумать только, убийцы и воры! Укладывай наши вещи, — холодно сказала Фиона. — Мы получили извещение от Бьюкенена, что в дорогу отправляемся в субботу утром.
— Значит, лорд берет нас с собой? — спросила Шерри, укладывая халат.
— Ха, — усмехнулась Фиона. Для этого потребовался бы паланкин, украшенный драгоценными камнями и большой эскорт. Не говоря уже о геральде.
— Простите? — не поняла Шерри.
Фиона махнула на нее рукой.
— Боюсь, для нас ничего такого величественного, как для лорда, не будет. Как я поняла, мы поедем в повозке с запасами продовольствия, а не в карете лорда.
Шерри продолжала ворчать, укладывая платья.
— Так вы, значит, знаете лорда, — сказала она. — Какой он? Могу поспорить, он ходит небритый и руки у него больше курицы.
Фиона фыркнула.
— Насколько я помню, он чисто выбрит, а какие у него руки — не знаю. Я только хорошо помню, что он высокомерный и вульгарный.
Она не хотела говорить Шерри, что Дункан Бьюкенен считается самым завидным холостяком во всей Шотландии, или то, что он богат, красив и обладает прекрасными физическими данными. Или о его репутации охотника за красивыми женщинами, которых он соблазнял. В этом он мог соперничать только с дорогим братцем Фионы, Джеком. Дункан Бьюкенен жил в свое удовольствие, пользуясь привилегиями и красивой внешностью, данной ему природой. Он был тщеславным, гордым, высокомерным… и мужчиной. Настоящим непревзойденным мужчиной.
За всю свою жизнь она не встречала подобного ему.
И как все женщины Шотландии, Фиона, повзрослев, увлеклась им. Ей исполнилось семнадцать, и она влюбилась в молодого красавца лорда. И даже предложила Молли Элджин, на которую из всех своих подруг, как она думала, можно положиться, намекнуть Бьюкенену, что подойдет ему в качестве жены.
Молли, казалось, удивилась, однако Фиона верила в свой замысел: а почему бы и нет? Она уже стала взрослой, довольно привлекательной, и была дочерью графа и, как и он, родом из Северного нагорья. Что еще мог мужчина желать для удачного брака?
Но в тот же вечер, вечер первого выезда Фионы в свет, Молли Элджин, которая к этому времени уже сообразила, что у нее самой такой же неплохой шанс на этот брак, как и у Фионы, намеренно остановила Бьюкенена там, где Фиона могла бы услышать их разговор, и заявила, что леди Хейнс могла бы быть ему подходящей парой. Она произнесла это с таким жеманным видом, как будто собиралась сообщить ему некую удивительную новость, которая ему бы обязательно понравилась.
В эту минуту Фиона поняла, что задумала Молли, и ее сердце забилось так сильно, что она с трудом расслышала его первое слово… зато остальные услышала.
— Фиона Хейнс, — повторил лорд, наморщив лоб, как будто пытался отыскать ее среди десятков женщин, сохранившихся в его памяти.
Фиона чувствовала, как ее жизнь отсчитывает последние долгие бесконечные секунды. Она украдкой взглянула на него и как раз успела заметить, как загорелись его зеленые глаза… или они были карие? На одну-единственную блистательную минуту наивная Фиона замерла на грани величайшего счастья. Она представила, как он смотрит на Молли с выражением глубокой благодарности за то, что та поведала ему об их возможном союзе. И вот сегодня он посмотрит мимо четырех других дебютанток и впервые увидит се. По-настоящему увидит.
— Младшая сестра Лэмборна? — уточнил Бьюкенен, и Фиона инстинктивно по удивленному тону его голоса поняла, что все ее надежды рухнули. — Каштановые волосы? Приблизительно такого роста? Немножко похожа на сурка?
Его друзья захохотали. Фиона умерла в тысячный раз.
— Благодарю вас, мисс Элджин, — сказал он онемевшей Молли, — но я скорее женюсь на сурке. — С этими словами он повернулся, получив одобрительное похлопывание по спине от своих друзей, которые, видимо, считали сравнение девушки с сурком верхом остроумия.