Снежные люди
Шрифт:
— Скажу, что ты жесток, что ты убил, уничтожил аул, разрушил сакли, что люди покидают Шубурум. Скажу, что ты виновник этого опустошения...
— Да, я. Пусть! Я рад, что смог согнать людей, согнать упрямых шубурумцев с бесплодных камней. Давно мог бы я вернуться в аул, а но ходить тайком вокруг да около моей сакли, где живет Хева. Но когда увидел, что могу заставить людей покинуть наконец черствые, скудные горные земли, остался в этой убогой хижине. Я хочу, Хажи-Бекир, чтоб мои односельчане жили на богатых землях, у моря, жили новой жизнью... Там, где кино, телевизор, харчевня, театр... Я и сам хочу жить по-новому!
Да, доводы Адама были не простые, нельзя было не призадуматься... Молча смотрел на него Хажи-Бекир: сколько страданий принес ему этот человек своим желанием насильно переселить жителей Шубурума... Убить его? Но ведь он и ключ ко всей будущей жизни Хажи-Бекира. Адам — это свобода для него, вольная жизнь среди людей, гордая, чистая жизнь — незапятнанная...
— Пошли! — сказал Хажи-Бекир.
— Куда?
— Ты пойдешь со мной в аул, к людям.
— Ни за что! Пока не выгоню из аула всех до единого.
— Ох, не ори! Оглушил.
— И еще: Хева моя! Понял?
— А если я соглашусь, тогда пойдешь?
— Тогда пойду... А ты не обманешь?
— И не подумаю.
— Клянись!
— Чем?
— Своей жизью.
— Своей прежней проклятой жизнью? Пожалуйста.
— Нет, поклянись своей будущей жизнью.
— Клянусь всеми радостями, каких еще жду от жизни, — сказал Хажи-Бекир.
С каждой минутой все теплее, все радостнее становилось у него на душе: вот и кончились невзгоды, будто приснились! Главное, что перед ним сидит живой и здоровый Адам, его освобождение и защита! А Хева — шайтан с ней, все равно она сама не хочет возвращаться к нему... Ничего, найдется и Хажи-Бекиру какая-нибудь девица или вдова если не в Шубуруме, так хотя бы на новом месте: ведь и Хажи-Бекир после всех злоключений и позора не хочет оставаться в этом ауле. Поэтому успокоился Хажи-Бекир, успокоился, развеселился, и они заключили мир, который в истории может быть назван Пурбанчайским миром, ибо так называется река, что протекает в ущелье и когда-то крутила колесо старой мельницы...
Мир они скрепили добрым ужином: зажарили и съели всю баранину и картошку, какая еще оставалась в старом доме лесника у Адама.
О ТОМ, КАК ЛОПНУЛ НАДУТЫЙ ОВЕЧИЙ ПУЗЫРЬ
События в ауле Шубурум показались, видимо, настолько значительными и ошеломляющими, что ими заинтересовались самые разные люди из самых разных мест, близких и дальних. И сегодня сюда привалило столько народу, сколько за все годы не собиралось кунаков: паломники на святую могилу Адама, любопытные туристы, прослышавшие про удивительный аул в поднебесье, целый отряд ученых и специалистов по снежным людям — хорошо организованная и богато снаряженная экспедиция; оказались здесь и ревизоры, приехавшие выяснить, какой ущерб причинил колхозному складу снежный человек; прибыли и представители охраны общественного порядка, которые, впрочем, собирались ловить не снежного человека, а бежавшего из заключения убийцу... Никогда еще не было в Шубуруме такого оживления. Дети совсем сбились с ног: нужно было везде поспеть, все посмотреть, заглянуть в окна сельсовета и колхозного правления, обсудить одежду, очки, машины ученых, выклянчить у них значок или марку для коллекции, побывать у святой могилы, подивиться на туристов с фотоаппаратами и биноклями...
Казалось, приезжих в ауле больше, чем коренных жителей: еще вчера ночью многие покинули Шубурум. Теперь не было недостатка в свободных помещениях, и Мухтар с Чамсуллой радушно встречали приезжих, не спрашивая, кто и зачем прибыл, а просто отводили в пустые сакли, говоря: «Добро пожаловать, устраивайтесь и живите, сколько угодно; мы давно ждем вас, редко у нас бывают такие почтенные люди!» Ничего не поделаешь: таков обычай горского гостеприимства... А тем, кто прибыл ловить снежного человека, Чамсулла и Мухтар говорили: «Надеемся, вам будет сопутствовать удача и вы поймаете этого снежного шайтана; пожалуйста, он к вашим услугам, он в наших горах — сами видели и слышали его крик. Избавьте от него: это из-за каптара люди преждевременно покинули сакли... Впрочем, когда-нибудь это все равно должно было случиться, перед ветром времени не может устоять прошлое... Как ни жаль, а расставаться с горами надо!»
Чамсулла и Мухтар стояли с почтенными гостями возле сельсовета, когда все обратили внимание на странную процессию: это возвращались, тащились, едва передвигая ноги, бравые смельчаки, первые охотники на каптара. Али-Хужа шел впереди с перевязанной головой, припадая на одну ногу; он выглядел самым бравым из всех и даже нес на плече два охотничьих ружья, но еще никогда шубурумцы не видали старика таким мрачным... За ним тащились усталые, измученные, изодранные и покалеченные, голодные и продрогшие Кара-Хартум и Касум, неся на самодельных носилках Хамзата с окровавленным лицом. «Ого! — подумал Мухтар. — Здорово ж их разделал каптар!»
А между тем каптар был здесь ни при чем... Той же ночью, когда повстречали и ранили Хажи-Бекира, они в сакле на Шайтан-перевале почувствовали неладкое: кто-то не раз подходил к двери и вроде бы принюхивался. Охотники выскочили наружу — на снегу отчетливо виднелись звериные следы! Побежали по следам, обогнули саклю, думали увидеть каптара, а увидали горящие глаза черной волчицы, готовой броситься на любую жертву: зима в том году была для зверя голодной, и живот волчицы присох к ее хребту. И тут... Говорят, в каждой стране есть верста плохой дороги, а у каждого храбреца — минута трусости! И тут бесстрашный, неутомимый охотник Кара-Хартум вдруг вскрикнул заячьим голосом и бросился бежать. Волчица кинулась за ним, друзья поспешили на выручку; в смятении и суматохе борьбы Али-Хужа сорвался с обрыва, ушиб голову, вывихнул ногу... Все же Касум поразил волчицу Мухтаровым кинжалом. Содрали шкуру, вытряхнули все остальное. Но теперь начался спор из-за шкуры. «Шкура моя! — яростно кричал Кара-Хартум. — Я хорошо знаю эту волчицу. Я ее три месяца выслеживал!» — «Так почему ж ты удирал?!» — возмутился Али-Хужа. «А вы подумали, что я испугался?! Ха-ха-ха! Просто я хотел увести волчицу в сторону. Нельзя же стрелять, когда вы все в куче возле нее!» — «Хватит! — крикнул Али-Хужа. — Шкура моя: я больше вас пострадал на этой проклятой охоте».
Пока Али-Хужа и охотник тянули друг у друга из рук шкуру, Хамзат и Касум поспорили на иные темы; об Айшат и о любви. И так любовно в пылу спора стали тузить друг друга кулаками, норовя попасть по единственному не прикрытому полушубком месту — по лицу, что свалились с того же самого обрыва, с которого падал и Али-Хужа. Впрочем, по молодости лет пострадали меньше... Однако Хамзат заявил, что двигаться не может, и Касуму с Кара-Хартумом пришлось тащить его на самодельных носилках; кто знает, может, Хамзат мстил за поражение Касуму тем, что заставил нести себя? Ревность и месть изобретательны, а на шубурумских высотах особенно!
Когда они вступили в аул, со всех сторон сбежались люди, думая, что несут связанного каптара. Но увидели избитое лицо ветеринара и отвернулись с разочарованием, словно Хамзат не стоил и мизинца каптара! Вот до чего дожили шубурумцы: теперь их ценили меньше снежного человека!
Слух о неудачной охоте на каптара разлетелся по аулу — и еще несколько семей стали укладывать вещи, чтобы спуститься с проклятых высот в благословенную долину, где нет снежных людей и много плодородной земли. На, этот раз Мухтар и Чамсулла не препятствовали тем, кто хотел покинуть уже многими покинутый аул: после долгих переговоров и просьб шубурумцам разрешили переселяться на плато в горах Чика-Сизул-Меэр, где строится самая крупная гидростанция Сулакского каскада — Чиркейская — и уже вырос поселок двух- и трехэтажных городских домов.
Только одна Хева жила в сакле Адама без тревог и волнений, никуда не собираясь переезжать. Да и что ей волноваться? У нее все запасено на зиму: сушеное мясо, и мука в мешках, и дрова саженями во дворе, и картошка в погребе под соломой; кончится это — принесут снова. А взамен надо только рассказывать людям о святости ее второго мужа, своего любимого, дорогого, обожаемого, как она теперь говорит, Адама, что так безвременно ушел от нее: видно, аллаху он был нужнее! И скучать ей некогда: всегда народ, рассказы, новости... Сегодня она прибирала в комнатах, готовилась принять новых паломников на святую могилу. Хажи-Бекира она теперь и вовсе ни во что не ставила. «В сравнении с Адамом это был сущий дьявол! — говорила она. — Будь он проклят, что поднял руку на Адама! Разве можно обидеть такого ангела?»