Сними панцирь!
Шрифт:
— А мне как в голову вступило, — говорит Марина Ивановна. — Я всё думаю, какой умный этот ВАК.
— О-о! — говорит папа. — Он такой, он прямо умнющий…
— Пап, — говорю я. — А почему я его не помню? Меня, что ли, не было?
— Когда? — говорит папа.
— Когда он к нам приезжал, — говорю я. — Он ведь к нам приезжал?
— Кто?
— ВАК!
Дядя Володя даже подпрыгнул и ноги выше скамейки задрал, так ему смешно стало. Один дядя Мурад не смеётся. Он улыбнулся тихонько — и всё, потому что
Папа на руки меня подхватил и щекочет щекой.
— Значит, ВАК, — щекочет, — приезжал?
— Ага, — говорю я. И сам щекочусь о папину щёку.
— И ты его забыл? — говорит папа.
— Ага, — говорю я.
— Он обидится, — говорит папа. — Если он узнает, он ужасно обидится.
— А как он узнает?
— А мы вот ему напишем…
Потом папа меня на скамейку поставил и говорит:
— ВАК, крокодил, — это он мне говорит, — это такая комиссия, в ней не один человек, а много, один другого учёней. Они все сидят в Москве, очки на носу…
— У всех? — смеюсь я.
— У всех до одного, — смеётся папа. — Они сидят и читают наши диссертации. Если им диссертация не понравится — всё, другую пиши.
— А твоя им понравилась?
— Выходит, — смеётся папа.
— Какой умный этот ВАК, — говорю я.
А НА ВЕРБЛЮЖЬЕМ МОЛОКЕ МОЖНО?
Говорили, что не будут сегодня работать, а все работают. Только мы не работаем: я, Арина и тётя Надя. Толстый Витя тоже не работает. Он бегает за Ариной и просит:
— Слепи ещё танк!
Арина ему один танк слепила. С пушкой. Витя играл, играл и незаметно этот танк съел. Вместе с пушкой. Теперь ещё просит.
Арина больше не хочет ему лепить. Ей уже надоели танки, честное слово.
Витя подумал и говорит:
— Тогда слепи вертолёт…
Арина вертолёт не может слепить. Она близко к вертолёту не подходила, не знает, как его лепить. Вот вертолёт прилетит, Арина тогда и слепит.
Но Витя не хочет ждать, когда вертолёт прилетит. Ему нужно сейчас. Пускай Арина какой-нибудь слепит, без крыльев.
— Я тебе из Москвы пришлю заводной вертолёт, — говорит тётя Надя. — Летать будет!
— Из хлеба! — говорит Витя.
— Пластмассовый, — говорит тётя Надя. — Заводной.
Но Витя не хочет пластмассовый. Заводной он тоже не хочет. Ему простой нужен вертолёт, хлебный.
— Не мешай, — говорит Арина. — Я черепаху пасу.
Чего черепаху пасти? Если убежит, мы другую поймаем, черепах кругом много. Но она убегать не хочет. Ленивая очень, всю зиму спала. Она сейчас траву ест. Травинку губами взяла и тихонько тянет, жуёт. Рот у черепахи зелёный. Панцирь тяжёлый, наверное…
Я на черепаху смотрел и задумался. Я иногда вдруг задумаюсь. Например, о черепахе задумаюсь. Вдруг у неё панцирь на «молнии»? Если жарко, черепаха его может снять. Дождь пойдёт, черепаха панцирь перевернёт, как таз, и дождя в него наберёт. Всем даст попить. Суслику и другим.
— А если её под танк положить, то чего? — говорит Витя.
— Ничего, — говорит Арина. — У неё панцирь.
— У неё панцирь на «молнии»!
— Где? — говорит Витя. — Покажи!
И схватил черепаху. Она голову убрала в панцирь, лапами от Вити закрылась и пыхтит. Не хочет, чтоб Витя её исследовал.
— Врёшь, — говорит Витя. — У неё «молнии» нет, она целая.
— У тебя штаны тоже целые, — говорит Арина. — А «молния» есть!
— Ага! — говорит Витя. — А то как же я в них залезу?
— А она как в панцирь залезает? — говорит Арина.
— Просто так сделано, — говорю я. — Не видно — и всё.
Всё-таки должно быть видно. Хоть чуть-чуть! Мы с Ариной стали вместе смотреть. Никакой щёлки нет. Потом стали пальцами щупать. Когда пальцами щупаешь, панцирь неровный такой, весь в бугорках, а по краям даже оттопырился. Загнулся, когда черепаха его надевала. А щёлки ну нигде нет.
— Очень тонкая «молния», — говорю я.
Может, ножиком всё же нащупаем, ножик ведь тонкий.
Мы ножик со стола взяли и по панцирю водим тихонько. Может, «молния» всё же откроется? Черепаха пыхтит, но не открывается. Такая упрямая. Витя её ножиком в панцирь ткнул. Она всё равно не открылась, только на Витю фыркнула.
— Сними панцирь, — говорит Витя. — Сними, пожалуйста, черепаха!
И опять её ножиком ткнул.
— Это уже не игра, — сказала тётя Надя.
И отняла нож у Вити.
Черепаха шмякнулась на песок. Высунула из панциря голову и пошла, загребая когтями. Вон как быстро пошла. Решила, наверное, убежать.
— Это мой нож, — сказал Витя и полез на стол. — Это моего папы нож.
— Знаете, что мы сегодня сделаем? — сказала тётя Надя. — В честь диссертации мы сделаем заварные пирожные.
— Настоящие? — спросил Витя и сразу перестал лезть.
— Конечно, — сказала тётя Надя.
— А вы умеете? — спросил я.
Тётя Надя умеет! Когда у неё в Москве собираются гости, она всегда делает заварные пирожные. Хотя в Москве их можно купить на каждом углу. Но свои вкуснее!
Вот ведь как, в Москве на каждом углу заварные пирожные. А у нас нет. Если кто-нибудь едет в командировку, то нам привозят пирожные. Дядя Володя в прошлом году привозил. Такие корзиночки, они, правда, помялись. Но свои, конечно, вкуснее, разве сравнишь. Мы своих не ели ещё. Кто нам их сделает? Аринина мама пекла пироги. Марина Ивановна делала кекс с изюмом. Тётя Наташа умеет пельмени сибирские, с мясом. Но заварных пирожных у нас никто не умеет делать. Хорошо, что тётя Надя приехала.
— А как их делать? — говорит Арина.