"Сносхождение" (1-12 эпизоды из 16)
Шрифт:
– Так вот, - начал он, будто его об этом просили, - когда-то давно здесь жили разные там существа. И когда они меньше всего этого ждали. БАЦ! Произошло извержение ледяных вулканов. И это, между прочим, доказывают не только учёные, но и мой нос, - он дважды показательно стукнул себя по носу.
– Ишь ты, смотри на него. Его нос важнее учёных! – ответил Марс, когда мы медленно поднимались по заснеженному хребту.
– Пфф! В отличие от их глубинометров, он знает сколько здесь слоёв льда и снега до вонючей земли?
– А при чём тут глубинометры, к ледяным вулканам?
– А при том, - отвечал Аксентий громко и обрывочно, словно лаял.
– А что такое «ледяные вулканы»?
– не понимал я.
– Такие вулканы, которые дышат раскалённым льдом.
– Да, ладно?! – учуял я неладное.
– Ты что серьёзно никогда о них не слышал?
– удивился Марс.
– Может это глупо прозвучит, но какой сейчас год? – догадался я.
– 74-й.
– 2074-й, - уточнил я.
– Почему двух-, трёхтысячный?
– Какой? 3074-й?
– Так, а ты из какого времени? – казалось, не были удивлены мои спутники.
– Из 2016-го.
– А, всё ясно! Ледяные вулканы стали появляться, когда почти растаяли антарктические ледники. Благодаря им снизился Парниковый эффект, - уверенно произнёс Аксентий.
– Это всё хорошо, но где сейчас эти твои вулканы? Почему их никто больше не видел? – снова запротестовал Марс.
– Так засыпало все! Вон снег какой метёт, - отвечал вислоухий с пеной у рта.
– Отлично выкрутился! – Марс показал большой палец левой руки.
– Суть в том, что однажды эти вулканы прорвало так, что всю эту округу залило жидким льдом!
– Как Помпея, - заметил я, но никто не обратил внимания.
– Все замаринованные подо льдом жители быстренько превратились в ваших статеконов и теперь бродят повсюду сворами.
– Но статеконы - это не умершие памдирцы.
– Откуда тебе знать?
– А оттуда…
Эти двое вступили в словесную перестрелку. Я попытался их усмирить, но тут же понял, что это пустая затея. По-видимому, затяжные споры были им не в новинку, тем более что Акс знал, как нужно собачиться.
Мы поднимались всё выше по холму, и с каждым шагом, упиваясь величием и грацией свежестеленных дюн, я всё дальше уходил мыслями от моих спутников.
Я глядел, как запутавшийся в космах дерева ветер упал к корням и стал трудолюбиво рыть проход, подбрасывая рыхлый снег до самого неба.
Над головой, в волнующейся небесной глади, в окружении электрических скатов-облаков, появлялась и исчезала бледная медуза-луна. Она едва светилась, но даже под уговорами не покидала своего поста.
Чуть ниже, там, где небо было сшито с землёй белыми нитками, тянулся костлявый горный хребет. Каждый его позвоночник, подобно рисовым полям на Филиппинах, ступенька за ступенькой спускался к плоскому подножью.
На словах «Да, без меня бы ты давно привязал себя к столбу, чтобы не заблудиться» небо вдруг заискрилось, и огромная ветка молний ринулась к земле.
– Смотрите? – выкрикнул я неожиданно громко.
Споры вмиг прекратились, и мои спутники синхронно схватились за оружие, ожидая увидеть очередное призрачное облако. Но несмотря на его отсутствие, они тут же сорвались с места и побежали вниз по склону.
– Не отставай!
– крикнул Марс.
– Что это?
– спросил я, стараясь поспевать за ним.
– Подарок от Зевса в праздничной упаковке. Похоже, ты приносишь удачу. Сейчас, как следует, согреемся.
– Почему мы бежим?
– Не каждый день от неба отламывается кусок. А если и отламывается, то быстро проваливаются под снег. Повезёт, если он упадёт на вершину какой-нибудь холма.
Так и случилось, - обломок рухнул на вершину одной из невысоких гор.
Ещё в тридцати шагах от возвышенности мы почувствовали, как мягкие нити тепла, тянувшиеся от изрядно полысевшей горной макушки, стали обвивать наши промёрзшие конечности.
Недалеко от вершины Марс сбросил рюкзак и устроился на привал. Он сказал, что подходить к горящему источнику близко – опасно и к тому же не имеет смысла, так как температура здесь уже была выше двадцати градусов.
Следуя его примеру, я сел на сухой снег неподалёку, а Аксентий принялся что-то выискивать в своём рюкзаке.
Оттуда открывался нескромный вид на осколки некогда почившей цивилизации. Трудно было отвести взгляд от безрадостного снега; от этого бледного шрама оставшегося на лице долины после глубокого ранения. В нём был какой-то неподдельный трепет, шарм, которой невозможно отыскать в том, что сделано человеческим умыслом.
Торчащие из снега стеллажи и кресла, поваленные на бок электрички и кони, сорванные с давно остановившихся аттракционов, - они, как огромные картины без рамы, развешанные на выставке под открытым небом, кричали разом о немом прошлом. Жаль, что из-за их сбивчивого гомона, который доносил к нам из долины усталый ветер, прошлое ещё быстрей ускользало в безвестность.
Я молча вглядывался в величественную даль, когда Аксентий изверг:
– Только посмотри на этот безжизненный океан… - обращался он только к Марсу, по-прежнему не признавая моей компании.
– Разве может быть что-то омерзительнее раненого животного, которое не может себе помочь? Вот, что я думаю, глядя на все эти обломки и остатки: раненное животное, которое некому пристрелить, - на этих словах он протянул большой ломать хлеба Марсу. Здоровяк в штанах из не промокающей ткани молча разделил его надвое и протянул кусок мне.