"Сносхождение" (1-12 эпизоды из 16)

Зиненко Александр Евгеньевич

Аргх! Как мне надоели эти вопросы, надоело идти, надоело бороться! Да, я сам себе уже изрядно надоел, – всё моё тело, до последней косточки, пульсировало от усталости. Мне хотелось упасть, мне хотелось сдаться. С таким грузом прошлого мне всё равно не уйти далеко.

Нужно было избавиться от него, выбросить, оставить гнить среди прочего ненужного хлама, но вместо этого я неугомонно прокручивал в голове одну и ту же сцену: смотрел, как Акс снова и снова переживает свою смерть. Я пытался найти лазейку, чтобы всё исправить.

Как будто я мог перечеркнуть случившееся, и написать исковерканное предложение заново, без ошибок. Найти одно верное решение, при котором бы смерть уходила с пустыми карманами.

Но, увы, время – это не лист бумаги, это прямолинейная данность, с которой я никак не хотел примириться.

Мы продолжали идти молча, пока тишину не разорвал громкий небесный кашель – новая гроздь молний бросилась вымаливать прощение к подножью непорочно белых гор.

– Снова разревелось, как дитя малое, - недовольно произнёс Марс, когда усилился снегопад. – Давай поспешим, пока не началась метель, – добавил он, и мы ускорили шаг.

Когда толпа снующей повсюду мебели разбрелась, нам навстречу выбежала свора мелких одноликих рытвин, до краёв наполненных мутной ледяной лавой. Нам пришлось передвигаться по небольшим перешейкам и обдумывать каждый шаг, чтобы ненароком не угодить в какой-нибудь из них и не превратиться в эскимо с экзотическим вкусом. Это здорово помогло очистить голову от туманных мыслей.

Когда мы миновали озёра, я наконец поднял глаза с земли и обнаружил, что двухэтажный деревянный дом был уже совсем близко. Словно, пока мы глядели себе под ноги, он подгадал момент и по молчаливому снегу подкрался поближе, но, не сумев удержать равновесия, бесшумно завалился на спину, устроив моментальную перестановку мебели внутри. Он деловито разлёгся у подножья в самом центре горы, но не потому что там было удобнее всего, а потому что подняться он уже не мог.

Неподалёку от него стояла парочка менее приглядных построек. Они были более приземлёнными и сухопарыми, но в отличие от главного здания по-прежнему сохраняли вертикальное положение.

На пути к дому, сжавшись от холода, стояла небольшая крытая пристройка из почерневшего дерева, предназначенная для хранения дров. Её саму давно бы уже следовало пустить на дрова, но вместо этого она была заботливо увешана куртками и пальто. Словно местные жители боялись, что она простудится в одиночестве.

Я понял, что поспешил с выводами, когда услышал громкие мужские голоса:

– Холодная зараза! – произнёс густой трескучий голос.

– Сам ты «зараза». Разве она здесь бывает другой?
– ответил глубокий бархатистый голос. Послышались брызги и удары по воде.

– Всё равно, я никак не привыкну, - произнёс первый, сжимая челюсти, едва ли от удовольствия.

– Неженка ты наш, - послышался третий голос, глухой и гнусавый, словно говорящий проглатывал звуки, прежде чем они успевали вырваться изо его рта. Он говорил так, будто у него было

какое-то заболевание: тонзиллит или вроде того. Никогда не разбирался в этих болезнях.

– На твоём месте я бы жаловался не на холод, а на это жирное пузо, - говорил последний.

– А мне нравится. Оно так пружинит, - отвечал первый.

– Что с тобой стало? Неделю назад у тебя не было никакого пуза, - скорее насмехался, чем вопрошал третий.

– Когда мне холодно, я ем.

– Судя по нему, тебе всегда холодно, - и второй очень громко и фальшиво засмеялся.

– Хватит уже ржать, а то как дам, из тела вывалишься.

– Своими хиленькими ручонками?

– На свои посмотри?

– Лучше гляньте-ка сюда, - хвастал третий.

– Вот это шрам! Какой уродский!
– все трое болтали, словно кучка детей в песочнице.

– Какой шрам?
– вдруг из неоткуда возник четвёртый.

– Да, сними ты эти дурацкие очки!

– Без них вы расплываетесь?

– В этой луже особо не расплаваешься, - заметил первый.

– Тем более, что мы расплываемся не из-за очков, а из-за вони из твоей пасти, - добавил третий, и они разгоготались.

Мы обогнули навес, и я увидел четверых мужчин, которые не без задора принимали ледяные ванны в небольшом снежном кратере, напоминавшем просторную джакузи.

– Ого! – удивился я. – Чувствуй я в такой мороз свои руки, я бы даже перчатки не решился снять.

Марс загоготал:

– Кто рождается среди снегов, всегда холоден и рассудителен снаружи, но горяч и заборист внутри.

Я ещё раз окинул взглядом купающихся. Один из них напомнил мне огромного моржа, у него была смуглая кожа и большие густые рыжие усы; двое других были повёрнуты затылками, а тот, что был в очках, вдруг огорошено вынырнул из-под воды под восторженный хохот остальных.

Спустя десять шагов мужчины снова превратились в голоса, куда более лицеприятные чем их обладатели. Мы перегнали несколько захудалых домиков, выстиранную одежду, что тряслась от холода на бельевых верёвках, тройку скамеек, покрытых толстым слоем сливочного масла, засахаренный диван, надкусанный у правого подлокотника, и два железных таза, с горкой наполненных варёным рисом. Одним словом, «яБылГолоден», так как это был всего лишь снег.

Здание, у которого мы оказались было на порядок моложе остальных в округе и выглядело, как бы точнее выразиться, по-осеннему.

Из-за того, что оно было завалено на заднюю стену, входная дверь оказался в семи метрах над землёй. Оттуда к нам на встречу тянулась длинная верёвочная лестница, на которую меня тут же подсадил порядком надоевший холод. Но не успел я вскарабкаться и до середины, как Марс меня остановил:

– Не усложняй? Лучше прибереги силы для более стоящих дел, - и велел следовать за ним.

Мы обогнули дом с правой стороны, влезли в большое податливое окно в форме ячейки сот и оказались в полной темноте.