Снова с тобой
Шрифт:
— Да, все это звучит подозрительно, — согласилась она. — Но не противозаконно.
Чарли приподнял бровь.
— Правильно, а если Роберт и Ларраби — давние сообщники, еще со времен учебы в университете? Что, если об изнасиловании той девушки им известно больше, чем они утверждали? Значит, у них есть причина держаться друг за друга.
Внезапно к ней вернулись воспоминания, словно порыв холодного ветра, нашедший трещину в оконной раме. Роберт утверждал, что вечер, когда умерла Коринна, он провел дома, в кругу родных. А если родители солгали, чтобы защитить его?
Затем Мэри в голову пришло
Что она имела в виду? Что с Робертом не может случиться ничего плохого? Или что он совершенно бессердечен? Помня о недавних событиях, Мэри склонялась к последней версии. Но хладнокровно пережить развод — одно дело, а совершить убийство — совсем другое.
И все-таки волоски на затылке Мэри встали дыбом. То же чувство возникало у нее, когда она предвидела удачный шанс для рекламы.
— Я только что думала о Коринне, — призналась она. — Помнишь ее похороны? Как холодно держался Роберт! Он пытался… отдалиться от происходящего.
— Честно говоря, я отчетливо помню только тот день, когда мы узнали о ее смерти. — Чарли развел руками.
Ну конечно, спохватилась Мэри. Разве такое можно забыть? В тот день она ушла от Чарли. Как бы она ни корила себя, ей не удавалось отделаться от мысли о страданиях, причиненных ему. Вот и сейчас в глазах Чарли мелькнул проблеск давней боли.
Мэри боролась с желанием отвести взгляд.
— А если Роберту известно больше, чем он утверждает, — не только об изнасиловании, но и про Коринну?
Если не считать на миг сжавшихся челюстей, лицо Чарли осталось невозмутимым.
— Я тоже думал об этом. Но даже если мы правы, у нас нет никаких доказательств.
— А если бы они нашлись?
Так было с самого начала: стоило одному из них высказать мысль, оказывалось, что второй уже обдумывает ее. По этому поводу они часто смеялись. Мэри встревожилась, осознав, что между ними ничто не изменилось.
— Как журналисту мне будет слишком мало догадок и предположений, — продолжал Чарли. — И откровенно говоря, я не рассчитываю, что после всех этих лет всплывет что-нибудь новое.
Но несмотря на это, идея продолжала обретать форму в голове Мэри. Загоревшись, она подалась вперед.
— Разреши помочь тебе, Чарли. Теперь мне хватит времени. И, Бог свидетель, здесь моя родина.
Чарли покачал головой.
— Не хочу тебя обидеть, но лучше бы ты не вмешивалась. И, как я уже сказал, прошло слишком много времени. След давным-давно потерялся.
Мэри ощетинилась.
— Да, я далека от журналистики, но с интригами я знакома не понаслышке. С их помощью я зарабатываю себе на хлеб. Если Роберту есть что скрывать, поверь мне, я сумею разузнать, что именно.
Чарли задумчиво посмотрел на нее. В тусклом свете, сочащемся сквозь жалюзи, его угловатое лицо казалось вытесанным из того же твердого камня, что и наконечники стрел его давних предков, ирокезов. О чем он размышлял — о предстоящем сотрудничестве с ней? Неужели он, подобно ей самой, опасался, что давние
«Прошло тридцать лет, — напомнил Мэри внутренний голос. — Почему ты решила, что он по-прежнему неравнодушен к тебе?» Ведь второй раз вступил в брак он, а не она, к тому же у него есть вторая дочь. Но дело не в Чарли и не в ней самой. Главное — их дочь. И Эмма. Поэтому она и вернулась сюда, а не для того, чтобы ворошить прошлое.
Мэри поняла, что победила, когда Чарли с притворной беспечностью спросил:
— А с чего ты хотела бы начать?
Мэри задумалась, шум из-за двери отдалился, поутих, стал казаться невнятным гулом. Как ни странно, ей вспомнилось, как они с Чарли побывали на вечере для старшеклассников. Она нарядилась в голубое атласное платье с кружевной верхней юбкой. По залу метались серебристые пятна света от зеркального шара, вращающегося под потолком. Они танцевали под музыку «Праведных братьев», Чарли крепко обнимал ее, что-то шептал, но она не могла разобрать ни слова. Она только чувствовала, как его губы касаются ее уха, а теплое дыхание овевает щеку. Мэри помнила, как любила его в ту минуту, как сладкая боль пронизывала все ее тело, до подрагивающих икр, напряженных от непривычно высоких каблуков.
У нее остались и другие воспоминания: о груди, набухшей от молока, о детском плаче посреди ночи, когда ей приходилось выбираться из-под теплого одеяла, а в комнате царил собачий холод. Ранние, невинные воспоминания были нематериальными, как сны. Но почему-то Мэри не забыла тот вечер, когда медленно кружилась в танце в объятиях Чарли.
Очнувшись от раздумий, она не сразу смогла посмотреть ему в глаза. Стоило ему понять, о чем она думает, и он узнал бы, как часто за минувшие годы она воскрешала эти воспоминания, сколько раз представляла себя рядом с Чарли, когда занималась любовью с другими мужчинами.
Мэри поспешно выпалила:
— Для начала я поговорила бы с матерью Коринны. Возможно, Нора что-нибудь помнит.
Чарли задумчиво кивнул, постукивая себя пальцем по подбородку.
— Разумное решение.
— Я позвоню ей, как только вернусь домой. — Мэри вскочила и направилась к двери. Ее вдруг охватило нетерпеливое желание уйти отсюда. — Мы давно не виделись. Я просто обязана навестить ее.
— Если что-нибудь узнаешь, сообщи мне. И мы решим, стоит ли продолжать поиски. — Чарли проводил ее до двери и осторожно придержал за локоть, когда она обернулась, чтобы попрощаться. — Кстати, я восхищен твоими успехами. Мне известно, как идут дела твоей фирмы. Ноэль подолгу рассказывает об этом, стоит спросить о тебе.
Опешив, Мэри покраснела. Она не знала, что больше польстило ей: то, что Чарли расспрашивал о ней, или то, что Ноэль не скупилась на похвалы. Повисла неловкая пауза, и Мэри поспешила заполнить ее:
— Спасибо, Чарли. Как и ты, я много работаю.
— Значит, вдвоем мы составим прекрасную команду.
Он задержал взгляд на ее лице, угол его рта дрогнул в иронической улыбке. Но прошла минута, и он вновь стал прежним — озабоченным отцом.
— Ноэль — наша дочь, Мэри, твоя и моя, — с расстановкой произнес он, подчеркивая каждое слово. — Я знаю, ты любишь ее, как я. И Эмму тоже. Что бы ни случилось в прошлом, сейчас мы должны думать только о дочери и внучке.