Снова три мушкетера
Шрифт:
Поздравив себя с такой замечательной гибкостью ума, позволявшей утолить жажду мести, г-н комендант занялся неотложными делами касательно сдачи города. Поскольку он не собирался задерживаться в Ла-Рошели, а следовательно, и встречаться с победителями, то и процедура переговоров его не занимала.
В то же время он отдавал себе отчет в том, что правильный выбор момента отплытия из Ла-Рошели играет первостепенную роль во всей этой истории. Если бы он тайно скрылся из города, оставив сограждан в бедственном положении, то современники, а также и потомки
Так рассуждал г-н комендант, подписывая приказ о сдаче города и сопровождая его соответствующими устными распоряжениями.
Таким образом, ничего не подозревавший д'Артаньян, который в это время спал мирным сном, был снова взят под стражу. Его ожидало безрадостное пробуждение.
— Господин д'Артаньян! Сегодня согласно приказу господина коменданта Ла-Рошели вы будете казнены как шпион вражеской армии, — объявил офицер, вошедший в комнату.
— Вот это новость! Настроение вашего начальника снова испортилось. Вы не шутите, милейший?!
— Какие шутки! Одевайтесь поскорее, палач уже ждет.
— Но меня хоть покормят напоследок?
— Похоже, теперь вы принялись шутить, сударь!
— Ах, черт! Я совсем забыл, что нахожусь в городе, жители которого скорее скушают с голоду друг друга, чем дерзнут навлечь на себя подозрение господина коменданта в отсутствии патриотизма.
— Вы готовы? В таком случае — следуйте за нами.
— По-видимому, вам очень не терпится покончить со мной, — подвел итог этому короткому диалогу д'Артаньян и принялся натягивать сапоги.
Вот уже третьи сутки во рту у него не было ни крошки, и мушкетер чувствовал себя прескверно.
— По крайней мере, там не будет хотеться есть, — философски заметил он, выходя на улицу.
Солнце еще не встало, однако ночь уже отступила, сдав полномочия еще не окрепшему серенькому осеннему дню. С Атлантики дул свежий ветер, заставлял придерживать шляпу и кутаться в плащ.
«Кажется, на этот раз мне уже не выпутаться», — подумал д'Артаньян, зябко поводя плечами. Все происходящее виделось ему как бы со стороны и оставляло почти безучастным.
Голод ли был тому причиной, или множество сменивших друг друга за последние двое суток событий, но сознание нашего героя, оставаясь незамутненным, в то же время как бы раздвоилось. д'Артаньян отстраненно наблюдал за тем, как конвоиры, сами пошатываясь от слабости, медленно брели по улице, заключив его в середину своей маленькой процессии.
Вот они уже достигли площади с возвышавшейся посреди нее виселицей. На этот раз она была пуста, дожидаясь нового постояльца.
В конце улицы, там, где она выходила на площадь, стояла жиденькая цепочка солдат
«Спектакль обставлен по всем правилам, — отметил мушкетер, удивляясь своей нечувствительности к происходящему. — Кажется, все это не имеет отношения ко мне», — пронеслось у него в голове.
Вокруг виселицы также стояли солдаты, в основном — англичане. Как сообщает нам историческая наука, их было много среди защитников последней цитадели кальвинизма во Франции.
Мерный бой барабанов отдавался в ушах похоронной музыкой.
— Приготовьтесь. Сейчас вы умрете, — обратился к приговоренному офицер, руководивший казнью.
Камилла проснулась рано. Ее разбудил кошмар. Ей приснилось, что д'Артаньяна опять схватили и ведут на казнь. Она позвала камеристку, спавшую в смежном с комнатой ее госпожи помещении.
— Поверишь ли, Мадлен, — сказала она, — во сне я видела, что того гасконца, которого господин комендант вчера освободил из-под стражи, опять собираются казнить.
— Сон в руку, сударыня, — отвечала Мадлен с деланным простодушием, украдкой наблюдая за своей госпожой. — Не прошло и четверти часа с тех пор, как стража провела его через двор.
— Что ты говоришь, Мадлен?! Этого не может быть! Ты, верно, ошиблась. Верно, это кто-то другой! — вскричала Камилла, выдавая себя в искреннем порыве чувств.
— К несчастью, это так, мадемуазель. Это был тот самый красивый гасконец. Его разместили в комнате в правом крыле, а теперь там пусто и караул снят. Что с вами, госпожа? Вы так побледнели, на вас просто лица нет!
Д'Артаньян взошел на деревянный помост.
— Я не вижу священника, — сказал он.
— Он слишком ослаб от голода, — был ответ.
— Тогда пусть это будет кто-то, кто мог бы отпустить мне грехи. Это не по-христиански — умирать без исповеди, — сказал д'Артаньян.
«Зачем я говорю им все это? — подумал он в то же время. — Быть может, я просто малодушно пытаюсь оттянуть неизбежное?»
Барабаны мерно и мрачно выбивали траурный марш.
«Они просто бьют в барабаны — это никакой не марш, — подумал мушкетер. — Удивительно, какие глупости лезут в голову за минуту до смерти. Однако ничего удивительного — мне часто приходилось рисковать жизнью, но в драке, а не на эшафоте. Я еще не привык. И вряд ли уже успею привыкнуть».
— Итак, сударь, — сказал палач, подходя к нему. — Наденьте капюшон.
— Это еще зачем?
— Наденьте — это обычная вещь. Так делают.
— Никаких капюшонов. Я хочу смотреть на солнце.
— Как хотите, — произнес палач, затягивая петлю на шее д'Артаньяна.
Грубая веревка царапала горло, и д'Артаньян непроизвольно завертел головой, пытаясь освободиться от петли.
— Приготовьтесь, — сказал палач.
Барабанная дробь заглушила его голос. Офицер взмахнул рукой, и по его знаку барабаны разом умолкли. И тогда все услышали отчаянный крик: