Снова в школу
Шрифт:
Мой гнев заставляет меня подпрыгивать вверх и вниз.
— Это фраза из "Анатомии страсти"!
— Это хорошее шоу! — кричит Гарретт. Затем он качает головой. — За исключением того, что Дерек ушел — это было дерьмово. Это никогда не будет хорошо.
И какая-то часть меня внутри хочет рассмеяться. Но я не могу.
— Не будь милым, — резко говорю я ему. — Не сейчас.
Плечи Гарретта расслабляются, опускаются.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Кэл? Я не могу вернуться и все исправить. Как мне это исправить?
Воздух вырывается
— Она была первой девушкой, с которой ты был после того, как мы расстались?
Гарретт кивает, напряженно и жестко, и нож в моем животе вонзается немного глубже.
— Когда? Где? Где это произошло?
Он хватает меня за плечи и смотрит мне в глаза.
— Я не буду делать это с тобой — не буду повторять историю за историей. Это бесполезно и только навредит тебе. Это было после Калифорнии, после того, как мы расстались. Если бы я мог вернуться и изменить это, я бы сделал это, но я не могу. Конец.
Я судорожно выдохнула. И я знаю, что он прав; знаю, что веду себя как сумасшедшая.
Я закрываю глаза и дышу, мой голос звучит тихо.
— Мне больно, что это была она.
— Мне очень жаль, Кэлли.
— Если бы это был кто-то еще, я могла бы понять, но почему это должна была быть Бекка?
Его брови нахмурены, а голос напряжен. Страдальческий.
— Потому что она была рядом.
Я качаю головой, глядя на него.
— Ты — это ты — многие девушки были бы рядом с тобой. Почему ты переспал с ней? Ты… это было… чтобы отомстить мне?
Он хмурит брови, как будто только сейчас впервые задумывается над этим вопросом.
— Может быть. Да.
— Но почему? Наш разрыв был взаимным.
Тогда он смеется… И это звучит горько.
— Нет, Кэлли. Это было не так. В этом не было ничего взаимного.
Мгновения прокручиваются в моей голове. Тем утром в моей комнате, в общежитии, в Калифорнии, когда мы с Гарреттом попрощались.
— Я не понимаю. Мы говорили об этом. Ты согласился — ты сказал, что расстояние слишком велико. Что мы отдалились друг от друга.
— Что еще я должен был сказать? Что я должен был делать? Рыдать? Умолять? Я хотел… Я мог видеть, как ты собираешься бросить меня за милю. Но я был восемнадцатилетним ребенком, у меня была гребаная гордость.
Затем Гарретт касается моего лица, его рука обхватывает мою челюсть.
— Когда я приехал в Калифорнию, чтобы повидаться с тобой, ты была счастлива. Это был первый раз, когда я увидел твою улыбку — твою настоящую улыбку — за последние месяцы. И я не мог… я не собирался отнимать это у тебя. Ни за что. Итак, я солгал, сказал, что будет лучше, если мы расстанемся — что для тебя будет нормально жить дальше без меня. И я бы сделал это снова.
Когда я уехала из Лейксайда в колледж, я была подавлена. Я была такой уже некоторое время. Тогда я этого не знала, но теперь, став взрослой, оглядываясь назад, я вижу признаки. И у меня были на то свои причины. Причины, о которых
— Я хотела этого ребенка. Я так сильно этого хотела… но не могла тебе этого сказать.
— Ты могла бы рассказать мне все, что угодно.
Я забеременела в январе нашего выпускного года. Мы никому не говорили — ни Дину, ни Сидни, ни нашим родителям, ни тренеру Сейберу, ни Коллин, ни кому из братьев Гарретта.
Это было наше. Наш секрет. А потом, всего несколько недель спустя, наша потеря.
— Нет. Я не могла тебе этого сказать. Не после того, как мы потеряли его. И ты был счастлив от этого.
— Я не был счастлив, Кэлли. — Гарретт качает головой, сжимая челюсть.
— Ты был.
— Нет, я…
— Я помню, Гарретт! Я помню, что ты сказал в тот день в своей комнате. — Я закрываю глаза, и я снова там.
Окно в спальне Гарретта было открыто, и снаружи была завеса дождя. Он был позади меня, его теплое, твердое тело прижималось к моему — держало меня, укачивало — его ладонь на моем животе. Он поцеловал меня в шею и прошептал на ухо:
— Это хорошо, Кэлли. Это лучшее, что могло случиться. Это не в нашей власти. Нам не нужно решать, будем ли мы его воспитывать или отдадим на усыновление. Теперь у нас есть вся наша жизнь.
Трагедии должны сблизить пары или разлучить их. Для нас все было не так. Мы не расстались. Мы все еще пошли на выпускной, фотографировались там, мы все еще любили друг друга.
Но для меня это было как… крошечный осколок стекла, застрявший в самой нежной части ноги — ты не можешь его видеть, но ты чувствуешь его там.
— Когда ты сказал об усыновлении, я не понимала, о чем ты говоришь! Как будто я тебя даже не знала. Потому что я все распланировала, Гарретт. Ты бы играл в футбол, а я ходила бы в вечернюю школу, и наши родители помогали бы нам растить ребенка. И мы бы поженились и купили дом на озере.
Это был первый раз, когда я почувствовала, что мы с Гарреттом движемся в разных направлениях. Как будто я не могла на него рассчитывать.
На нас.
Наше будущее не было высечено на камне. Что все может измениться. Все это может исчезнуть в одно мгновение, и кем бы я тогда была? Кем бы я была? Я даже не знала, кем я была без него. Если бы я не была девушкой Гарретта Дэниелса… Я была бы никем.
— Кэлли, посмотри на меня. — Голос Гарретта хриплый, а глаза покраснели. — Я был идиотом. Молодой, глупый ребенок, который любил тебя больше всего на свете. И тебе было так грустно. А я ничего не мог сделать. Я просто хотел сказать что-то, что сделало бы это лучше для тебя. Я не знал, что это было неправильно. Вот и все, чем это было, все, чем это когда-либо было.