Сны богов и монстров

Тейлор Лэйни

– Ну, что значит «счастливы»? Я счастлива, что жива. В детстве я сосала глаза игрушечной уточки.

Мик и Кэроу уставились на нее, и Зузана обрадовалась, что внимание подруги удалось переключить. Та сказала:

– Как… интересно.

– А я о чем?. Некоторые живут яркой, насыщенной жизнью. А ты, Кэроу? Вот посмотри на себя. Сплошная серятина. Неужели не хочется какого-нибудь разнообразия?

– Угу, – ответила подруга, и Зузана была вознаграждена взглядом, полным скрытого веселья. – Ты права. Скучновато. Пожалуй, я начну собирать марки. Отличное занятие, правда?

– Нет.

Если только ты не собираешься наклеивать их на себя вместо платья.

– Похоже на школьный флешмоб.

– Именно! – согласилась Зузана. – Помню, Гелена так и делала. Устраивала шоу. Выходила голышом с большой миской марок, а зрители лизали их и приклеивали на нее.

Теперь Кэроу засмеялась в открытую, и Зузана испытала гордость. Подруга смеется. Может, Зузане не удастся сделать жизнь Кэроу – или любовь – менее замысловатой; может, она не поймет подсказки судьбы, если ангелы нападут или обманут или начнется мясорубка… Но она сделает то, что ей по силам. Заставит подругу засмеяться.

– Что теперь? – спросила она. – Ангелы закатят в нашу честь грандиозный бал?

Кэроу снова засмеялась, уже невесело.

– Не совсем. Сначала будет военный совет.

– Военный совет, – растерянно повторил Мик, и Зузану кольнула иголочка страха. По позвоночнику прошел холодок, едва она вспомнила жуть последних событий. Смерть Ютема. Первая увиденная ею смерть. Она шла по его крови, и солдаты тоже. Но никто особо не нервничал, будто им доводилось шлепать по этим страшным багровым пятнам каждое утро по дороге на завтрак. Нервничала только она. Собственный парализующий ужас подхватил ее, завертел, и именно он заставил ее вспомнить о «таращившейся бездне».

Кэроу тяжело вздохнула:

– Собственно, для этого мы сюда и прибыли.

Она обвела взглядом комнату и добавила:

– Все такое незнакомое.

Зузана попыталась представить, что сейчас испытывает подруга. Не в полной мере, конечно. Здесь когда-то произошла резня. С той поры почти ничего не осталось, но каково это: зайти в отчий дом и увидеть, что он пуст, что от постелей осталась труха, что никто тебя не встречает… У нее перехватило дыхание.

– Что с тобой? – спросила Кэроу.

– Все в норме. А ты, ты-то как?

Кэроу слабо улыбнулась и кивнула:

– Да-да. И я.

Она подняла факел и осмотрелась.

– Странно. Когда я здесь жила, это был целый мир. Я и представить не могла, что там, за горами, есть кто-то еще.

– Да. Поразительно.

Кэроу лукаво усмехнулась:

– Угу. А ты даже еще почти ничего не видела.

– Что, правда? И где-то в пещерах пирожные растут, как грибы? Где, скажи быстрей?

Смех. Еще одно очко в пользу Зузаны.

– Нет, – ответила Кэроу. – У меня нет пирожных и, боюсь, с постелью тоже не так легко, но…

Она умолкла, выжидающе глядя на подругу.

Зузана продолжила за нее:

– Но… Все впереди? Не дразни меня.

Кэроу ясно улыбнулась: она представляла, как сейчас обрадует подругу, и радовалась сама.

– Пойдем-ка. Думаю, несколько минут мы можем себе позволить.

23

Вот в чем суть

Горячие источники находились там, где помнила Кэроу. Но кое-что изменилось: там теперь не было киринов. Семей, купающихся вместе. Сплетничающих старух. Плещущихся детей. Руки матери больше не намыливали ей волосы селеновым корнем, хотя память до сих пор сохранила его травянистый запах и серный запах самих источников.

– Красота, – сказал Мик.

Действительно, здорово: матово-зеленая непрозрачная вода, вокруг скалы, как пастельный рисунок, и морская пена. Уютное, довольно просторное помещение – не бассейн, а несколько купален, наполняющихся из медленно струящегося водопада. По потолку будто пробегает рябь, свет играет на друзах хрусталя и купах нежно-розового темномха, названного так, поскольку растет в темноте, а вовсе не за свой цвет.

– Вон туда посмотрите.

Кэроу подняла факел и указала на проход к месту, где стена пещеры представляла собой чистый отполированный гематит. Зеркало.

– Ох! – выдохнула Зузана.

Они втроем покрутились у полированной поверхности. Чудесное зрелище: трое замарашек с благоговейными взглядами. Неровная поверхность искажала изображение, и Кэроу пришлось сдвинуться, чтобы убедиться: некоторая перекошенность физиономии объясняется кривизной зеркала, а не следами от побоев. Кажется, то нападение случилось уже очень давно, однако ее тело ощущало иначе. Прошло всего два дня, и конечно, лицо не восстановилось. Как не восстановилась и ее душа. Фактически кривое зеркало оказалось к месту: внешнее искажение как отпечаток внутренней деформации, которую она пыталась утаить даже от себя.

Они скинули одежду и скользнули в воду – горячую, мягкую. Несколько секунд погружения – и их конечности становятся гладкими, будто у фарфоровых куколок, а волосы – словно лебяжий пух. Кэроу и Зузана, пробив зеркало воды, вынырнули на поверхность. Русалки, да и только.

Кэроу прикрыла глаза и снова нырнула, позволяя горячему потоку смыть напряжение. Если бы она честно играла в «Три желания», то захотела бы перенестись из этих источников в Лету, реку забвения, и надолго выкинуть из головы армии, битвы и зигзаги судьбы.

Вместо этого она вымылась и ополоснулась. И вышла. Мик вежливо отвернулся, пока она натягивала на себя чистую одежду. «Чистую» – в смысле выполосканную в марокканской речке и высушенную на пыльной крыше.

– Факел будет гореть еще примерно час, – сказала она друзьям и взяла другой. – Найдете дорогу назад?

Они закивали. Кэроу оставила парочку наслаждаться друг другом, стараясь задавить ревность, и зашагала к гудящему улью двух вражеских армий.

– А, вот ты где.

За поворотом, почти в самом центре деревни, обнаружился Тьяго. Зири. Когда они увидели друг друга, его лицо преобразила вспышка эмоций. Он быстро ее подавил, но Кэроу успела заметить. Любовь, неотделимая от печали; ее сердце снова засаднило. «Я с тобой», – так она сказала в крепости, чтобы он не чувствовал себя одиноким в этом украденном теле. Неправда. Она не была с ним, даже когда была. И он это знал.