Со всей любовью

Брук Кассандра

Единственный, кто по-настоящему рад за меня, – это Цин в «Кулинарии». «Хороший человек, мистер Том, – повторяет он часто. – Пора ему жениться». Я недоверчиво киваю. Вчера он преподнес мне китайский рецепт «для вашей поваренной креветной книги: моя жена готовит их прекрасно». Я прочла – он абсолютно прав: «Креветки С Яйцами В Смеси Специй». Обязательно скажу Тому. «Вы, пожалуйста, покажите мне рисунок». Вот в этом я не слишком уверена. Но он хотя бы понравится Сэмюэлу Джонсону.

Я много о тебе думаю. Статья Тома просто потрясающая. И все правда до единого слова: ты именно ТАКАЯ. Помни об этом. Может быть, я отыщу

местечко в «Членистографии» для «Сдобной Булочки». «Нашпиговать половыми продуктами морских ежей и поджаривать на медленном огне». Знаешь, Пирс почувствует себя жутким дураком. Справишься ли ты? Не могу ли я помочь. Прилететь?

А ты помочь можешь: скажи Тому, что я его люблю. По-моему, он знает, но все равно скажи. А его редактору скажи, чтобы шел на.

Без тебя на Уимблдоне грустновато. В прошлом году мы праздновали, что мой чертов брак наладился. А в этом году я там думала о том, как твой хороший брак рушится.

Со всей любовью.

Джейнис.

Паласио Писарро Трухильо 4 июля

Милая Джейнис!

Служба ремонта браков, отчет № 6

Я в бегах. Эстелла – мой ангел-хранитель.

В окне-скважине моей спальни проглядывает Эстермадура. Какой безмятежностью она дышит! Трудно поверить, что ближе миллиона миль за этими горами бушует ураган. Ураган Пирс, и он сейчас в настроении убивать, начав с меня. Пока же только Том знает, что я здесь, и Эстелла обещала наотрез отрицать, что ей известно, где я. Решетка опущена, мост поднят, поднялось и мое давление. Из моих Ста Дней осталось всего девять, и судя по теперешнему состоянию войск, я и до Ватерлоо не доберусь, а о победе и речи быть не может.

Вот что произошло после того, как я отправила тебе последнее письмо. В ту летнюю ночь я выпила несколько рюмок коньяка: плохо для пищеварения, но прекрасно для души. На площади было полно влюбленных, которым некуда было пойти. Мне было куда пойти, но тот, кого я люблю, уже, конечно, храпел вовсю. А та, кого любит ОН, разметывала (как я надеялась) свои лепестки по комнате, погруженной в полусумрак. Жозеф Игнас Гильотен, займись своим полезным трудом!

В ту ночь я почти не сомкнула глаз. А Пирс действительно храпел – у испанских стен большие уши. Затем настало субботнее утро, и верно: напротив было вывешено трико. Розовая пара, видимо, был день какого-то святого.

Я знала, что около десяти у Пирса какое-то совещание. Вальмон должен был прийти в одиннадцать – вполне пристойный час, подумала я, для мужчины со здоровым ночным аппетитом.

Пирс был в гнусном настроении. Занялся своей йогой в ванной и хлопнулся. Я слышала, как он ругался. Это ничто, думала я, по сравнению с тем, как он начнет выражаться потом. И вдруг мне стало его жалко. Может быть, я стерва, кастрирующая мужчин? Тут я начала вспоминать последние месяцы – боль, ревность, унижение, беспомощность, ощущение ледяной пустоты, крах всего, что я особенно любила. Как он смел подвергнуть меня подобному? Я подберу осколки, но сначала пусть они посыпятся!

В посольство он отправился все в том же гнусном настроении.

«Отвратительные манеры у этих чертовых актеришек. Во время благодарственной им адресованной речи один из них удрал. Я сам видел».

Не думаю, что он успел увидеть сдобную булочку. Потом он удалился, громко ворча.

Я сказала ему, что следующим его назначением скорее всего будет Исландия, но он ограничился тем, что закрыл за собой дверь.

Вальмон опоздал всего на полчаса, что я сочла добрым знаком. Я быстро его оглядела: красавцы актеры по утрам могут выглядеть абсолютно не-красавцами. Эстелла утверждает, что гардины она не отдергивает до второй половины дня именно по этой причине. Однако Вальмон явно выкроил достаточно времени, чтобы придать себе растрепанный вид – артистическая щетина, белые сандалии на веревочной подошве, рубашка, заправленная в меру торопливо, чтобы складки направляли взгляд пониже к тугим джинсам. В любое другое время, подумала я, в любое, но не в это. Мадам де Мертей на посту.

А потому я протянула ему руку для поцелуя, а не подставила щеку. Затем я сварила кофе, достала сухое печенье и предложила коньяку, от которого он отказался актерским жестом. Мы уже отлично вжились в свои роли.

Я выступила с небольшой продуманной речью в манере восемнадцатого века. Я тревожусь узнать, сказала я, о невинной юной девушке, в которой мой муж принимает отеческое участие. Вчера вечером я заметила, что мсье сопровождал ее, когда она покинула сад посольства, и мне хотелось бы получить его заверения, что намерения у него были благородные и ее невинности было оказано должное уважение.

Удивление быстро исчезло с лица Вальмона, и его взгляд стал очень внимательным.

«Ведь, сэр, – добавила я негромко, – насколько мне известно, вы пользуетесь определенной репутацией в отношении нашего пола, хотя в этом случае я совершенно убеждена, что ваше чувство добропорядочности стояло превыше всего» (Господи, я очень надеялась, что превыше всего стояло не оно!).

Его лицо приняло отработанное выражение, и я заметила, что он теперь принял точно ту же позу, как на сцене: руки сжаты, нога чуть выставлена вперед, голова повернута ко мне байроническим полупрофилем.

«Я в восторге, мадам, что могу заверить вас в том, – голос у него стал бархатным, – что юная барышня не рассталась ни с чем, что уже охотно не отдавалось другим. По чести сказать, я обнаружил, что она одарена талантами, удивительными в столь юном создании; ее образование, очевидно, не находилось в небрежении, и я горд тем, что пополню это образование, ничего от него не отняв. Уповаю, вам мой ответ дал полную сатисфакцию».

И он отвесил короткий поклон: одна рука за спиной, другая сжимает воображаемый кружевной платок. Он с большим умением удержал улыбку. Я сумела скрыть собственную радость и решила продолжить игру.

«Благодарю вас, сэр, – сказала я. – Для меня явилось большим облегчением узнать, как протекало ваше знакомство, и я с нетерпением жду, чтобы сообщить моему мужу, сколь превосходно вы позаботились о его протеже».

Он снова поклонился, отпил еще глоток кофе и, взяв невидимую треуголку, встал, прощаясь.

«Насколько я понял, мадам, эта юная девушка известна вашему супругу столь же хорошо, как и мне. Наш взаимный друг мистер Бренд сообщил мне даже, что в настоящее время она – его любовница. – Он изящно направился к двери, но остановился, взявшись за ручку. – И я думаю, вы можете быть уверены, что эту роль она исполняет на редкость превосходно. Ваш супруг в хороших руках. Желаю вам доброго дня, дорогая мадам».