Со взведенным курком
Шрифт:
— За мной! Быстрей!
Добежав до прогалины, я стал карабкаться в гору. Приостановился, подождал товарищей и пропустил их вперед. Теперь я поднимался последним. И тут мне почудилось, что кто-то лезет за мной. Прислушался. Сзади и впрямь доносилось сопение ползущего в гору человека и отчетливое звяканье оружия. Преследователь явно догонял меня. Вот он уже чем-то задел мою левую ногу. Я стал пинать камни, чтобы сбить его. Но тот упорно лез и лез… Тогда я вытащил из кармана браунинг и выстрелил наугад, на звук… Без крика человек покатился вниз, к дороге. За ним зашуршали камешки. И
Наконец мы выбрались из ущелья и очутились на знакомой неторной дороге. Но только теперь мы вышли на нее версты на три дальше.
Собрались в кучку и увидели, что нас лишь четверо. Нет Королева. Что же с ним стряслось? Ведь поначалу он шел сразу за мной.
Мы немного подождали — может, Вася объявится, потом зашагали дальше по этой дороге-времянке. И она повела нас именно туда, куда нам было нужно, — вдоль полотна железной дороги по направлению к Симу.
Однако стало уже светать, а оставаться здесь или двигаться днем дальше было совершенно немыслимо — всюду наверняка рыскали казаки и конные стражники.
Перед нами расстилалась неширокая долина с вырубленным и сложенным в огромные кучи кустарником. Я предложил, покуда еще не совсем рассвело, забраться под эти кучи и пролежать там весь день до самой ночи. Когда же станет совсем темно, идти дальше.
Долго размышлять не приходилось, облюбовали две кучи побольше и подальше от полотна и забрались в них: Леонов с Киселевым, а я с Мишей Гузаковым. Замаскировались мелкими веточками.
Мокрые и голодные пролежали мы в нашем убежище до самой ночи. Вылезли, когда совсем стемнело. Мелкий дождь шуршал по мокрой земле, но мы его не замечали.
Теперь только добраться бы до села Ерал, а там уже — знакомая дорога на Сим.
Шли не быстро, сторожко, опасаясь наскочить на засаду. Но все обошлось.
До зари мы стороной обошли село Ерал. Отсюда до Сима оставалось восемнадцать верст хорошей дорогой. Но мы решили пробираться горами и лесом и прийти на завод лишь к вечеру. Двигаться быстрее мы все равно бы не смогли — ведь уже третий день во рту не было и маковой росинки.
Но вот и Сим! Крадучись, мы разошлись по домам. А утром узнали, что конная полиция и казаки наведались перед вечером в поселок, искали «налетчиков», но, разумеется, безуспешно.
Отряду Михаила Кадомцева тоже удалось выбраться к железной дороге, на товарном поезде доехать до станции Кропачево, а оттуда на пассажирском до Уфы. Таким образом, их доля «багажа» через несколько дней благополучно прибыла к месту назначения.
А свой динамит и гремучку мы в конце августа, когда мост стал действовать, вытащили из Юрюзани и тоже доставили в Уфу. В воде взрывчатке ничего не сделалось.
Как „украли“ Алешу
Россия продолжала бурлить. То тут, то там крестьяне пускали помещикам «красного петуха». Восстали военные моряки Свеаборга и Кронштадта. Царское правительство жестоко расправилось с восставшими.
Репрессии все усиливались. Нам с Мишей Гузаковым пришлось перейти на нелегальное положение. Мы скрывались в Трамшацких лесах. За голову Миши была назначена баснословная по тому времени награда — десять тысяч рублей! Но среди рабочих предателей не нашлось.
Поздней осенью полиция нагрянула в дом Гузаковых с обыском. Старика — отца Миши, Василия Ивановича, стражники заставили раздетым несколько часов под холодным дождем водить их по усадьбе. Василий Иванович слег в горячке и умер. Эта смерть взбудоражила рабочий Сим.
Миша примчался в Сим проститься с отцом. Полиция выследила его. Миша укрылся на заводе. На его защиту грудью встали товарищи-рабочие. Преследуя Михаила, озлобленные стражники убили двух рабочих — Егора Лаптева и Курчатова, того самого, на чьей пасеке мы спрятали захваченные в училище револьверы.
Словно молния ударила в динамит. Симцы пришли в неистовство. Как ни удерживал их Миша Гузаков, рабочие бросились на стражников. Те забаррикадировались в своем доме. Начался форменный бой. Полицейские убили и ранили еще нескольких симцев. Тогда рабочие в ярости подожгли дом и расправились со своими палачами.
В Сим был послан карательный отряд — несколько сот казаков, драгун и стражников во главе с известным своими зверствами уфимским полицейским приставом Бамбуровым. Жители были отданы на поток и разграбление пьяным карателям. Бравые казачки — опора царского режима — не щадили ни женщин, ни стариков, ни подростков. Три больших барака на краю села власти превратили в тюрьму и битком набили их арестованными. Среди схваченных революционеров были братья Миши Гузакова, мой отец и сестренка, тяжело раненный в схватке со стражниками Алеша Чевардин.
Вскоре боевая организация приказала мне перебраться из леса в Уфу. Было решено во что бы то ни стало вызволить из тюрьмы Алешу — против него были серьезные улики, и ему грозила тяжкая кара за участие в восстании.
Несмотря на серьезную рану, Алешу бросили в общую камеру Уфимской тюрьмы и оставили без всякой помощи. Теснота, духота, грязь… В ране завелись черви. Заключенные, сидевшие вместе с Чевардиным, требовали врача, вызывали прокурора, но тщетно. Тюремная администрация словно оглохла. Царские опричники мстили за убитых полицейских. А мстить пленному, да еще раненому, так легко и, главное, безопасно.
Потом тюремщики задумали подлое дело. Решив расправиться с симскими повстанцами руками арестантов-уголовников, черносотенцы натравили их на наших товарищей. В тюрьме началось побоище. Но уголовники напоролись на арестованных боевиков во главе с Павлом Гузаковым. Дружинники быстро привели в чувство бандитов. Разъяренное неудачей тюремное начальство пустило в ход пожарников с брандспойтами.
Когда началась схватка, сочувствовавший революционерам надзиратель Лаушкин ухитрился сообщить партийному комитету, что «шпана убивает политиков». Комитетчики сразу кинулись к железнодорожникам и к адвокатам, защитникам симцев. Рабочие депо дали тревожный гудок.