Соавтор
Шрифт:
Муха вообще ни в чем не виноват. И я не уговаривал его остаться жить в моем доме — он остался сам, сам захотел быть моим пажом и слугой. Не знаю, сколько ему лет — он уже не ребенок, но еще совсем молод; он жалостлив, добр, сметлив и привязан ко мне. Он никому не делал зла — даже красть не умеет, ему мешает сухая рука. Разве он заслужил постоянное желание горожан причинить ему боль?
Нам навстречу попадаются две поселянки. Смотрят на меня, хихикают — и вдруг одна расширяет глаза:
— Фанни, это же мэтр Лоннар, палач!
Девицы шарахаются с тропы, подхватывают юбки, улепетывают. Узнали, ишь ты…
— Дурочки, — уязвленно бормочет Муха.
— Обычные девицы, — возражаю я. — Им маменьки запретили с палачами пересмеиваться.
Муха фыркает. Тропинка вливается в проезжую дорогу; высокие острые башни замка плывут над деревьями. Почти пришли.
Я иду к воротам. На дороге довольно многолюдно — и все, даже молодой аристократик верхом на сером крапчатом жеребце, косятся на мой черный плащ, застегнутый на плече бронзовым черепом, и уступают дорогу. Правильно делают.
Среди моих… как бы поделикатнее выразиться… клиентов, ха! — бывали и дворяне. Теоретически могут влететь и аристократы королевской крови, столица рядом. Мне плевать на любые регалии — как смерти.
Меня впускает привратник герцога, спесивый сухой тип с желтушными белками. На меня он смотрит, как на бешеную собаку — с отвращением и опаской. Я широко и приветливо ему улыбаюсь, а Муха отвешивает насмешливый поклон.
— Иди-иди, — бурчит привратник. — Тебя герцогиня ждет, и герцог хотел видеть.
— Какой ты, милый, любезный! — восхищаюсь я. — Хорош, хорош — жаль только, что ты — не гусь.
Выпучивается на меня.
— Ошалел, что ли, Лоннар?
— Будь ты гусь, — говорю я, — твоя печенка сгодилась бы на паштет, а так вовсе ни на что не годится. Подохнешь, если будешь так сивуху жрать.
Муха смеется. Привратник зыркает на меня свирепо и испуганно, поджимает губы и делает вид, что поправляет пышный воротник, а сам тискает ладанку под рубахой. Я прохожу.
Что-то мне не нравится нынче у герцога при дворе. Обычно в приемной ошивается толпа баронов, мальчишки, метящие в рыцари, фрейлины герцогини, которые кокетничают с этим сбродом — а сегодня пустовато. И няня герцогини проходит мимо меня с такой миной, будто ее заставили съесть пригоршню зеленой рябины. Зато меня неожиданно встречает сам герцог.
А вот он — в радостной ажитации. То есть, делает угрюмый вид, насильно сдвигает брови, трясет щеками — но глазки блестят. И морда расплывается в непроизвольную ухмылку.
Что бы его ни обрадовало — мне это не понравится. Тем более, у его камергера вид заговорщика, а лакеи, похоже, перепуганы.
Герцог делает ко мне несколько шагов. Это дико. Я потрясен.
— Ваша светлость?
— Хорошо, хорошо, что ты пришел, Лоннар, хе-хе, — таким тоном, будто сейчас протянет руку. Невозможно. — Ты мне нужен. Сегодня ты сначала для меня поработаешь, а потом уж — у ее светлости, хе-хе…
— Поясницу прихватило? — говорю я, чувствуя себя идиотом.
Он крутит пальцами у меня перед носом, будто хотел сделать «козу» и вовремя спохватился.
— Вора я поймал, Лоннар, — и хихикает. — А ты мне его расспросишь. О тебе хорр-рошо говорят, ты для Тайной Канцелярии допрашиваешь людишек — так этого-то, я думаю, ты — вмиг…
Да кость тебе в глотку!
— Я, — говорю, разглядывая голую девицу на картине, — работаю на короля. По приговорам Тайной Канцелярии или королевского суда. А не так — с бухты-барахты.
Герцог снова хихикает.
— Так я заплачу, — и сует мне бархатный кошелек. Судя по виду и весу кошелька — у герцога с вором личные счеты.
Мне гадко.
— Незаконно, — говорю я.
— Я вдвое дам, — заверяет герцог. Его страшно занимает мысль о допросе под пыткой. Я смотрю на него и думаю, что было бы забавно навешать ему горячих — не кнутом, Бог с ним, но бичом. Содрать шкуру с задницы и посмотреть, так ли уж ему понравится.
— Что он украл? — спрашиваю я.
— Покушался, — хихикает герцог. — На мое доброе имя.
— А почему это так вас радует? Вы давно хотели от него избавиться?
Герцог начинает раздражаться.
— Но ты, палач! Легче на поворотах! Твоя шкура и вовсе ничего не стоит. Мои люди, конечно, твоей науке десять лет не обучались, но башку тебе свернут в лучшем виде — так что бери деньги и иди за мной. Хватит ломаться.
Муха незаметно дергает меня за рукав — беспокоится, не нажил бы я проблем. Нет смысла продолжать спорить. Я в досаде иду за герцогом, и Муха, вздыхая, плетется за мной — он не любит присутствовать при моей работе, тем более — помогать, а сегодня, похоже, ему придется. Замыкает шествие камергер с ключами. Мы спускаемся в подземелье замка; я раздраженно шлепаю ладонью по сырому заплесневелому камню стены — и вдруг передо мной открывается лучезарная дверь, ведущая в чистый свет…