Соавторы
Шрифт:
Додумать он решил утром, на свежую голову. Но как-то не получилось. Проснулся, а в доме ментов полно, Верка ревет белугой, баба какая-то по телефону разговаривает. В общем, такое у него впечатление сложилось, что погорячился он денежную сытую жизнь планировать. Ох погорячился.
В машине Настю снова укачало, к тому же и тахикардия началась. Зарубин вел бесконечные переговоры по телефону, она не вслушивалась, потому что знала: он доложил руководству, руководство связалось с УВД Калужской области, и теперь идет согласование -
Как печально все закончилось… как поздно она спохватилась… как обидно становиться жертвой не собственных ошибок, а чужой жадности…
– Я спрашиваю, ты поедешь с нами или тебя в контору забросить?
Она стряхнула вызванную тошнотой одурь. Ехать на задержание? Нет уж, увольте, не в том она возрасте, чтобы упиваться стрелялками и мордобоем. Задержание авральное, не подготовленное, стало быть, тихим и красивым ему не быть. И спать так хочется - ужас прямо!
– Домой поеду, - вяло пробормотала она.
– Всю ночь не спала.
Она мечтала о горячем душе, горячем чае и теплом одеяле. Сквозь дремоту ей показалось, что деревянный дедок в кармане куртки зашевелился, заерзал и что-то сказал. Раздраженно сунув руку в карман с твердым намерением переложить неугомонного старца в сумку, чтобы не мешал спать, она наткнулась на вибрирующий телефон. "Ничего не знаю, - мысленно произнесла она заклинание.
– Ничего не слышу. Ничего не хочу делать.
Если это Афоня, скажу, что еду домой, - и пусть как хочет. Пусть увольняет. На работу не пойду, все равно уже почти три часа". Но это оказался не Афанасьев, а следователь Герасимчук.
– Анастасия Павловна, у меня к вам просьба.
Это интересно. Но так не нужно, так не вовремя!
А голос у него холодный, как замерзшая дорога, и такой же опасный. Выговаривать, что ли, собрался? "У меня к вам просьба прекратить самодеятельность". Или, как вариант: "У меня к вам просьба работать более добросовестно и результативно".
– Слушаю вас, Артем Андреевич, - безразлично произнесла она.
Никакие выговоры ей не страшны в принципе, а сейчас, когда она так устала, в особенности.
– Я хочу попросить вас приехать и допросить Сафронова. Поручение я уже написал. Его примерно через полчаса привезут.
– Кого привезут? Поручение?
– Нет, - ей показалось, что Герасимчук слегка улыбнулся, - Сафронова привезут. Я вынес постановление о задержании, но я хочу, чтобы его допрашивали вы.
– Но почему я?
– Анастасия Павловна, я - человек трезвый, если вы успели заметить. На допросе речь пойдет о вещах, мягко говоря, достаточно интимных. Сафронов значительно старше меня, и я боюсь, что разговора у нас с ним не получится. Вы меня понимаете?
Она понимала. Маленький следователь Тема боится, что Сафронов не сможет не просто опровергать обвинения, а вообще говорить на тему своего сексуального опыта, приобретенного в несовершеннолетнем возрасте со взрослой женщиной. Он слова из себя выдавить не сможет, если с ним будет разговаривать этот красивенький мальчик, который, если снять с него китель с погонами, как раз и выглядит пятнадцатилетним подростком.
Сафронову тридцать восемь лет, он - взрослый и давно состоявшийся мужчина, и не станет он ни о чем говорить с пацаном. Но каков Артем Андреевич, а? Мужества и самокритичности ему не занимать. В интересах дела он готов забыть о самолюбии и собственных комплексах. Если не сломается, станет настоящим следователем-волкодавом.
– Да, я понимаю. Вы правы, Артем Андреевич. Но разве некому больше допросить его?
– Все оперативники, работающие по делу, младше тридцати лет. Ничего не получится.
– А что, других оперативников, постарше, в московской милиции нет? И следователей тоже? Вы один на белом свете остались?
– Она начала сердиться.
– Артем Андреевич, я вчера вообще спать не ложилась, меня в двенадцать ночи вызвали на убийство, и я только сейчас возвращаюсь домой. Я никакая, вы это можете понять?
– Могу, - охотно согласился маленький Герасимчук.
– Но я хотел бы, чтобы и вы поняли меня. Сафронова нужно не просто допросить по факту, его нужно колоть, мы его подозреваем в убийстве. Допросить по факту может кто угодно, раскалывать может только человек, полностью владеющий материалами дела. То есть вы. Все остальные - значительно моложе.
– Вы хотите сказать, что я - глубокая старуха?
– усмехнулась Настя.
– Не боитесь, что я обижусь?
– Если вы обидитесь, я направлю отдельное поручение в порядке статьи тридцать восьмой УПК официальным путем, и оно все равно придет к вам, только мы потеряем два-три дня, - ледяным тоном отчеканил следователь.
– Мне придется сегодня отпустить Сафронова, чтобы снова задержать, когда вы выспитесь, и за это время он успеет поработать с доказательствами и со свидетелями. Пока он даже не догадывается, что мы знаем о шантаже, и ничего не предпринимает, но это легко можно изменить, если вы настаиваете.
Вот чертенок! Такой маленький, такой красивый, такой молоденький - и уже такой вредный.
– Вы меня убедили, Артем Андреевич, - она с трудом сдерживала смех.
– Я сейчас приеду.
Она сунула телефон в карман и пожаловалась Зарубину:
– Опять поспать не дали. Вот выйду на пенсию - буду спать целыми днями.
Увидев в кабинете следователя Каменскую, Егор Сафронов не скрывал сердитого удивления.
– Опять вы? Я думал, вы уже перестали держать дело на контроле.
– Почему это вы так подумали?
– спросила Настя.
– Ну… вы перестали работать, вас не видно, вокруг меня только молодняк крутится… А почему меня доставили с милицией? Раньше следователь звонил - и я приезжал по первому требованию. Или вы сами ко мне приходили.
– Егор Витальевич, вас не просто доставили, вас задержали. Вы не поняли?
Она смотрела на него с любопытством, он на нее - с искренним недоумением. Надо было начинать допрос, но Насте мешало осознание того, что к допросу задержанного она не готова У нее не было ни плана, ни домашних заготовок, ни понимания того, в какие моменты лучше всего доставать козыри из рукава. К таким допросам она привыкла готовиться хотя бы час-полтора, и желательно - на свежую голову, а не после бессонной ночи, наполненной переживаниями и стрессами.