Соавторы
Шрифт:
– Может, оставим на утро?
– спросил Чистяков.
– Ты уже выдохлась.
Настя сняла очки, потерла пальцами покрасневшие глаза.
– Да ладно, Леш, чуть-чуть осталось, давай уж доделаем. Сейчас покурю, десять минут передохнем - и вперед.
– Как скажешь, - вздохнул он.
– Мне-то завтра вставать не надо, я на работу не поеду. А вот ты как проснешься?
– Проснусь как-нибудь, - ответила она, весьма слабо представляя себе, как будет чувствовать себя в семь утра, когда прозвенит будильник. Наверное, как использованная половая тряпка. И глаза
Ну и ладно. Она не кинозвезда и не оперная дива, ей лицом и голосом не торговать. Зато работа будет сделана, и можно двигаться дальше, даже если результата у этой работы не окажется никакого.
Без четверти три она нашла то, что искала. Ольга Витрук, посещала консультацию три раза в течение месяца. Эту фамилию она слышала совсем недавно. Только вот где?
– Леш, мне нужен последний рывок. Последнее интеллектуальное усилие. Что бы мне такое сделать, чтобы мозги запустить?
– Хочешь, я тебя поколочу?
– предложил Леша.
– В каком смысле?
– опешила Настя.
– В самом прямом. Я тебя побью. По голове. По затылку или по темечку. Хочешь?
Он сладко зевнул и потянулся.
– А что-нибудь поприятнее в твоем убогом репертуаре найдется?
– с надеждой спросила она.
– Из "поприятнее" могу предложить душ, физические упражнения или прогулку по ночной Москве. Можем закатиться в ночной клуб. Ты там была когда-нибудь не по работе, а для развлечения?
– Леш, я уже в том возрасте, когда по ночам хочется не развлекаться, а спать.
– Угу, или работать, - добавил он.
– Ну так что ты выбираешь?
– Спать, Лешенька, - радостно сказала Настя и чмокнула мужа в шею.
– Теперь уже можно спать. Я вспомнила.
Он сказал про ночной клуб, и Настя автоматически подумала о Василии Славчикове, который, судя по словам Боровенко и отчетам Стасова, любил посещать подобные заведения. Ольга Витрук - та самая женщина, с которой он встречался, которая у него ночевала и которая была вместе с ним, когда Василий контактировал с пенсионером Галкиным. Ольга Витрук, редактор издательства, осуществляющего проект "Василий Богуславский". Она случайно, в самом деле случайно, набрела на материалы Нестерова и украла их прямо из-под носа у Светланы. Она понятия не имела, что это за материалы, откуда взялись, кто и зачем их собирал. Она просто увидела истории, которые теперь, после смерти журналиста, никому не нужны, но которые помогут ее ненаглядному Васеньке не выглядеть совсем уж беспомощным в глазах своих соавторов. Она любила его и искренне хотела помочь.
Утром Настя поняла, что не может встать с постели.
Вернее, встать она может, ноги не отказываются ее держать, но все это очень условно, потому что глаза ничего не видят. Они просто отекли, опухли и не открываются.
А когда открываются при помощи пальцев, то есть насильственно, в них начинается такая болезненная резь, что кричать впору. Насте казалось,
Чистяков позвонил в глазное отделение поликлиники, там ему сказали, что больную нужно привезти, потому что окулист на дом не выезжает.
– Да как же я ее привезу!
– орал в трубку Леша.
– Я что, под мышкой ее нести должен? Это взрослая женщина, в ней семьдесят килограммов живого веса.
– Помогите ей дойти до машины, - невозмутимо посоветовали ему.
– Она не может идти, она кричит от боли!
– Привозите, - последовал краткий ответ.
– Иначе мы не сможем вам помочь.
Рассвирепевший Чистяков швырнул трубку и принялся листать толстый справочник "Желтые страницы", где было много всякой рекламы, в том числе и по медицинским услугам. Он сделал несколько звонков, и уже через полчаса в квартиру входил врач, услуги которого стоили весьма недешево, но зато он не требовал от Чистякова невозможного.
Окулист посмотрел на тот кошмар, который еще вчера был светло-серыми и даже довольно красивыми глазами, чем-то промыл, что-то закапал, выписал рецепт и велел лежать, задернув в комнате шторы и положив на глаза толстое полотенце.
– Покой и темнота, - строго произнес он, - капли закапывать, раствором промывать, никакого телевизора и никаких книг.
– А когда это пройдет?
– прошелестела обессиленная болью Настя.
– Резь пройдет минут через тридцать, отечность продержится несколько дней. Примерно с недельку вам придется носить темные очки, свет вам категорически противопоказан. И никакого напряжения глаз, это вы, надеюсь, понимаете. Ни читать, ни писать нельзя.
– Когда я смогу встать?
– Завтра. И не раньше. А лучше всего полежать пару дней Вы же не сможете ходить и чем-то заниматься с закрытыми глазами, так уж лежите. Покой и темнота, - повторил он уже от порога.
– Слыхала?
– строго сказал Чистяков, проводив врача.
– Будешь лежать с полотенцем на лице и полностью от меня зависеть. А я буду читать тебе вслух и охранять твой покой. И имей в виду, если тебе будут звонить, я трубку не дам.
– Ладно, - провыла она.
– Леш, а когда полчаса пройдут, а? Я больше не могу терпеть.
– Еще минут двадцать, Асечка.
– Я не вынесу! Я умру. Господи, как больно…
Он держал ее за руку, гладил по голове, уговаривал, пытался чем-то отвлечь, и наконец полчаса прошли, и обещанное врачом облегчение от лекарства наступило.
Резь стала утихать. Настя оживилась.
– Леш, надо на работу позвонить.
– Перебьются на твоей работе.
– Ну, Леш, это же прогул называется. Уже без пятнадцати десять, через пятнадцать минут начнется рабочий день, а меня нет. И больничного у меня нет. Надо хотя бы предупредить.
– Я сам позвоню, лежи.
– Только ты Короткову позвони, ладно?
– Не руководи, пожалуйста. Кому надо, тому и позвоню.
Он ушел на кухню, плотно закрыл дверь, и Настя, как ни силилась, не могла услышать, кому он звонил и что говорил.