Собачий переулок [Детективные романы и повесть]
Шрифт:
— Отец, конечно, — взглянула на конверт Зоя. — Некогда, Верочка! Хорохорин идет, значит, собрание кончилось. Меня Сеня в клубе ждать будет! Я прямо с работы сюда…
— Какое собрание?
— А перевыборы. Хорохорина отозвали и уж не выберут теперь! Прощай!
Она вышла и в дверях столкнулась с Хорохориным, который даже не узнал ее Он был бледен, как всегда, но никогда еще не чувствовал такой слабости, безволия и нерешительности, как в этот раз.
Войдя, он осмотрелся кругом, точно видел впервые и Веру, и комнату, и картинки на стенах, и дырявое кресло, и круглый стол. Он покачал головою, пробормотал со вздохом: «Так жить нельзя» — и стал у окна, глотая сухими губами воздух, как только что выловленная и выкинутая на берег, измученная крючком, длинная костистая рыба.
Вера не без сочувствия посмотрела на него.
— Что случилось, милый мой?
— Ничего!
— То есть как ничего? Собрание чем кончилось?
— Королева выбрали!
— А тебя?
— Меня? — Он удивленно взглянул на нее и махнул рукою — Куда я гожусь теперь, Вера? Я никуда не гожусь! Теперь уже все кончено, решено и подписано..
Вера вздохнула, села на кровать и, положив голову на руки, обнявшие судорожно железные прутья спинки, стала смотреть на Хорохорина с преувеличенною ненавистью и презрением.
— Послушай! — зло сказала она. — Послушай! Если уж тебе не терпится, то выкладывай все, что у тебя есть, только скорее — мне заниматься нужно, — и уходи!
Он смотрел на нее, слушал и с радостью чувствовал, как сам переполняется гневной тоской и решительностью.
— Если ты хочешь, — кривя губы, выговорил он, то могу сказать и это… Тебя это может заинтересовать кажется, я заразился…
— Чем?
Она вскинула голову, отклоняя ее назад, точно ждала удара.
— Глупый вопрос. Я о чесотке не стал бы тебе докладывать, а с тифом пошел бы в клинику
Вера сжала зубы и тихонько спросила:
— Когда?
— Давно уже, вероятно. Завтра мне сделают исследование, тогда скажут наверное. Если тебя это интересу ет — можешь справиться… Вот…
Он вырвал из кармана скомканную бумажку и бросил ее на стол
— Вот с этой бумажкой пойдешь и справишься. Я не попду Я вообще больше никуда не пойду, и мне ничего больше не нужно.
Вера подошла к нему Она смотрела на него с ужасом
— А я? Я — тоже?
Он пожал плечами: так трудно было устоять от искушения причинить ей такую же боль. Он сказал серьезно:
— Вероятно…
— Ты и до меня, до меня был болен?
Она впилась в его руку пальцами с такою силою, что он невольно вырвал ее.
— Да, наверное!
— И ты знал?
Ее лицо, искаженное злобой, было страшно. Хорохорин оттолкнул ее: он почти боялся ее, этой женщины.
И эта страшная ненависть, гнев, насквозь пропитанный презрением, самое лицо ее, опаленное краской стыда и унижения, были действительно жутки.
Хорохорин бессознательно отодвинулся от нее.
— Гад! — прошипела она. — Гад!
Он не мог скрыть мгновенного торжества, отмщенного унижения. Эта тень, пробежавшая по его лицу, заставила Веру сдержаться.
Она покачала головой.
— Ты лжешь, Хорохорин?
Он промолчал.
— Ты лжешь, я спрашиваю! — крикнула она. — Лжешь?
Он только взглянул на нее, не отвечая. Это молчание было страшнее самых горячих клятв. Тупея от ужаса, дрожа от страшного холода, как острый сквозняк пробиравшегося откуда-то изнутри наружу, Вера продолжала ждать ответа
Хорохорин молчал, опустив голову. Тогда, овладевая собою, она спросила:
— Где же ты сам?..
Она не кончила. Он закричал исступленно:
— Где я сам? Там, там, где и все… Один раз и я дошел до проститутки по твоей милости!
— Когда, когда это было? — простонала она.
— Когда ты, ты, ты меня выгнала отсюда! Вот когда это было! Через тебя ушла Анна, ты не далась мне сама И по делам: нам обоим нужно было заботиться о здоровье, а не разыгрывать мещанских драм.
— Негодяй!
Она вдруг с какой-то гневною страстностью выпрями лась и согрелась в ненавистном отвращении к этому человеку.
Он засмеялся.
— Что ж! Доигралась? Ну и ладно! — сказал он, утихая. — Все равно! Дело случая…
Этот тон отрезвил ее. Она тряхнула головою и заметалась по комнате.
— Подожди, — шептала она почти про себя. — Подожди… Я же ничего не заметила. У меня никаких признаков, ничего… Разве можно не заметить?
Он чувствовал какое-то тупое удовлетворение от ее лихорадочного волнения и, стараясь скрыть злость, отвечал просто:
— Можно и не заметить!
— Нет, этого не может быть. У меня ничего нет!
— Будет!
— Нет, погоди, погоди. Тут надо рассчитать. Когда может это выясниться? Какой это срок бывает при заражении? Ничего не помню — сдавала зачет и не помню, ничего не помню…
Она кинулась к маленькой плетеной этажерочке, заваленной книгами, стала рыться в них молча, беспорядочно и страшно спеша.
— Стой! — крикнула она. Где у меня Штрюмпель? [9] Где кожные и венерические?
Она стояла на коленях перед книгами, терла виски, вспоминала:
9
Адольф фон Штрюмпель (нем. Ernst Adolf Gustav Gottfried von Str"umpell; 20 июня 1853, Ной-Аутц, Туккумский уезд Курляндская губерния — 10 января 1925, Лейпциг) — немецкий невропатолог.
— Кто-то взял! Кому я отдала? Ничего не помню, ничего не помню… Ты лжешь? — крикнула она ему Ты лжешь?
Он кивнул на смятую бумажку, лежавшую на столе:
— Для шутки, что ли, я туда ходил?
Она вскочила. Вынутые из этажерки книги рассыпались по полу Она не подняла ни одной, их движение напомнило ей о себе самой, катившейся куда-то вниз без поддержки
— Подожди, — крикнула она, подожди! А та, та девушка на фабрике? Тоже?
Он махнул рукою с досадою
— Ах, не знаю я! Вероятно, и она!