Собака и Волк
Шрифт:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу, чтобы ты дал мне ранней весной корабль и команду. Ниалл до праздника Бельтайна никуда не уедет, так что у меня будет время что-то придумать.
У Грациллония заколотилось сердце.
— Один? Да в уме ли ты?
— Да вроде не меньше, чем всегда, — рассмеялся Руфиний. И тут же стал серьезен: — Я, разумеется, ничего заранее не обещаю, но попытаюсь. Я давно уже ожидал такого рода письмо и обдумывал, что сделать. Пока все выглядит довольно смутно. Нет, сейчас я ничего не могу сказать,
Грациллоний протянул дрожащую руку:
— Клянусь Геркулесом, дружище, ты настоящий человек.
Руфиний пожал ему руку и отвернулся.
— Мне нужно идти, — сказал он, не глядя на него.
— Да подожди ты, пообедаем вместе.
— Извини, но у меня дела там… в лесу. Возможно, меня не будет несколько дней. Удачи тебе, хозяин. — Руфиний поспешно вышел из комнаты.
Над побережьем Далриады нависло небо, туман закутал горные вершины. Холодный ветер морщил воду. Скалы, песок и карликовые каменные дубы казались в такую погоду еще более мрачными. Над домами поднимался клочковатый дым. Под навесом, возле деревянного дока, находился, скорее всего, небольшой корабль. Руфиний заметил и несколько шлюпок, когда судно его подошло к островку, находившемуся в распоряжении Эохайда Мак-Энде.
На берег торопливо выскочили воины и выстроились в линию. Гребцы Руфиния подвели судно к пирсу, а сам он выпрыгнул на берег с поднятыми руками. На Руфинии была красивая одежда: красный плащ, под ним — шерстяная туника, выкрашенная шафраном, синие полотняные бриджи, кожаные сапоги. На богатой перевязи висел длинный меч. Пояс, подсумок и рукоятка ножа украшены янтарем и гранатами.
— Мир! — закричал он на местном наречии. — Я друг вашего вождя и хочу говорить с ним.
Эохайд выступил вперед, опустив меч. Одет он был в грубую одежду. Зиму провел в помещении, и три рваных шрама на бледном лице выглядели еще уродливее.
— Кто это? — спросил он и, вглядевшись, закричал: — Да неужели ты?
Уронив меч, кинулся обнимать гостя.
— Тысяча приветствий, друг мой, тысяча приветствий!
Руфиний тоже его обнял. Эохайд обернулся к воинам:
— Это тот самый человек, который шесть лет тому назад освободил меня из плена. Неужели с тех пор прошло уже шесть лет? Да пусть бы и шестьсот лет прошло, его я никогда не забуду. Все, что у меня есть, — твое, Руфиний.
— Благодарю, — сказал галл. — И команда моя благодарит тебя, и король мой просил тебя благодарить.
— Входи же в дом. Какой бог прислал тебя ко мне, дорогой?
— Бог мщения, — понизив голос, ответил Руфиний. — Нам с тобой о многом нужно поговорить, тебе и мне.
За земляным валом располагались дома, конюшни, хлев и загоны для скота. Жавшиеся друг к другу строения эти имели жалкий вид. Незавидное имение пожаловал беглому принцу король Ариагалатис. На территориях, удаленных от берега, ему было бы лучше. Однако, как объяснил
— Здесь мы рыбачим, торгуем, иногда совершаем набег и надеемся на удачу, — сказал он. — Будет когда-нибудь и на нашей улице праздник.
Дом его был самым большим, но построен из тех же материалов, что и другие дома: дикий камень и торф, сложенные без раствора. Зато внутри были предметы из золота, серебра и стекла. У него, как и у его приближенных, имелись слуги, мужчины и женщины. В основном рабы, хотя имелось и несколько наемных рабочих из бедных семей. Среди слуг выделялась пленная женщина, знавшая латынь, все еще красивая, несмотря на тяжкую работу. Она успела родить ему двоих детей, которые, впрочем, прожили недолго. Эохайд предложил Руфинию ее или любую другую женщину на выбор.
Гость тактично отказался:
— Цель моего путешествия, дорогой, имеет такое большое значение, что я принял на себя воздержание, дабы все осуществилось как задумано. Может, пока накрывают на стол, мы с тобой побеседуем в укромном месте?
— Разумеется, если будет на то твое желание, — в голосе Эохайда звучало нетерпение. — Пойдем под навес. Там не дует, возьмем с собой бочонок меда. Я там спал раза два, когда хотел увидеть вещие сны, и они ко мне пришли, хотя растолковать их можно было двояко.
Под навесом было темно. Влажный воздух пропах смолой. Мужчины положили на землю подстилку и уселись. Потом почали бочонок с медом и налили напиток в римские бокалы.
— Мне о тебе рассказывали, — сказал Руфиний, — о том, как после плена тебя преследовали невзгоды…
— Это верно, — мрачно подтвердил Эохайд.
— …но в конце концов ты получил эту землю.
— Не слишком ли мало для сына короля Энде?
— Во всяком случае, о тебе знают и дорогу к тебе показали.
— Ниалл дотягивается даже сюда. — Эохайд осушил кубок и снова его наполнил.
Руфиний кивнул:
— Знаю. Сейчас он готовится к походу на юг и сзывает всех подвластных ему королей, а также королей-союзников. Но как случилось, что король Ариагалатис тоже ему подчиняется?
— Здесь его родина. Он родился в Далриаде, и сын его обложил этот медвежий угол данью. Лучше платить, чем допустить вторжение.
— М-м-м… я слышал, Ариагалатис вовсе не в претензии.
Эохайд оскалился:
— Еще бы. Добыча и слава ослепляют его, как и всех прочих.
— Но только не тебя.
— За кого ты меня принимаешь? — вспыхнул Эохайд. — Неужели я пойду на поклон к Ниаллу?! Пусть свиньи сожрут мой труп, если я это сделаю! Он отхлебнул меда и чуть-чуть успокоился. — Ариагалатис меня понимает, так что я могу сидеть спокойно.
— Но ты все же нервничаешь.
Эохайд вздохнул:
— Место здесь невеселое.
— Я приехал к тебе, — сказал Руфиний, подчеркивая каждое слово, — чтобы ты последовал за Ниаллом на войну.