Собаки на заднем дворе
Шрифт:
– В отличие от Рыбкина, мы будем действовать – с умом.
Откуда у нас с Лаем должен был взяться ум, я не знал. Но понимал, что без него нам не справиться. Поскольку своего ума у меня пока еще не было, я решил обратиться к интеллектуальному багажу мудрого, как мне казалось, тренера Валерия Петровича. Однажды, видя мое вялое отношение к верховой езде, он вспылил:
– Пойми, невнятный Алексей, что конь и человек – это одно целое! При опыте и таланте они вместе могут совершать чудеса. Хочешь, я сейчас на твоих глазах с помощью вот этого коня, – он похлопал по
– Шутите? – ухмыльнулся я.
– Ничуть! – уверенно сказал тренер и хлестнул коня плетью. Пижон рванул с места по кругу, а Валерий Петрович, ловко ухватив его за хвост сначала одной, а потом и второй рукой, понесся вслед за ним, совершая огромные прыжки. Со стороны это казалось веселым аттракционом, но мне было ясно, что такие выкрутасы требуют сноровки и великолепной физической подготовки. Проскакав таким макаром круг, тренер отпустил хвост коня, пробежал по инерции еще несколько метров и, слегка запыхавшись, подошел ко мне.
– Как впечатление?
– Офигеть! – искренне выдохнул я.
– Старый казачий прием. Меня ему еще в твои годы дед научил – участник Гражданской войны. И за белых повоевал, и за красных. У казаков тогда все непросто было.
Тренер смахнул со лба невесть откуда взявшегося комара и хитро подмигнул мне:
– Какой главный вывод можно из этого сделать?
– Хвост – надежнее веревки! – брякнул я.
– Сам ты хвост, – вздохнул тренер. – Главное в другом: если нет своих сил, используй другие силы. По обстоятельствам.
Эта мысль завалилась куда-то в подсознание, но в момент моих размышлений о судьбе Рыбкина она вдруг вынырнула из небытия. «А что если использовать скорость движения какой-нибудь взрослой женщины, прицепив ее „хвост“ к нерешительному Рыбкину?» – подумал я.
Из всех взрослых незамужних женщин я знал только одну. Это была моя классная руководительница и учительница математики Клавдия Сергеевна. Человеком она была неплохим, совестливым. Внешне она была похожа на некрасивую куклу, сделанную мастерами, не заинтересованными в коммерческом успехе. Как и большинство одиноких женщин, Клавдию Сергеевну отличали подчеркнутая аккуратность и опрятность. Возможно, выработанная с годами этика одиночества и учительская профессия повлияли на формирование ее внешнего облика: она всегда была одета в один и тот же серый костюм. Из-под пиджачка выглядывала светлая, обычно белая, кофточка. Простенькие, без архитектурных излишеств, черные туфли и светло-коричневые капроновые чулки. Из украшений – огромные роговые очки. В общем, обычная школьная мымра.
Особенностью Клавдии Сергеевны было то, что у нее не было прозвища. Она была настолько невзрачной внешне и нейтральной внутренне, что никакие прозвища к ней не приставали. Не к чему было приставать. В моем представлении, она могла бы составить алкоголику Рыбкину хорошую пару, способную своими человеческими качествами и неведомыми мне женскими чарами увести Рыбкина из-под влияния Бахуса в конкурентноспособную зону действий Афродиты.
Довольный своим выбором, я стал обдумывать
– Чего тебе, Алеша? – поинтересовалась математичка, не отрывая взгляда от журнала.
– Клавдия Сергеевна, я сегодня на уроке почти ничего не понял.
– Можно мне к вам подойти после уроков?
– Да, подходи после пятого урока в этот кабинет, – легко согласилась она. Я знал, что Клавдия Сергеевна никогда рано из школы не уходила: ей некуда было торопиться. Она часто засиживалась в кабинете математики, проверяя тетради, составляя какие-то планы и занимаясь еще какими-то своими делами.
После пятого урока я вошел в класс и встал в нерешительности в дверях. Мне вдруг стало страшно от моего нахальства. Но жалость к Рыбкину победила, и я, собравшись с духом, бодро спросил:
– Разрешите войти, Клавдия Сергеевна?
– Да ты уже вошел, Алеша. К чему эти церемонии? Садись напротив, открывай учебник и рассказывай, что тебе непонятно.
Я сел за первую парту, которая примыкала к учительскому столу.
– Это непонятно, – ткнул я наугад в учебник.
Клавдия Сергеевна мельком взглянула на страницу, потом на меня и, пожав плечами, сказала:
– Так мы ж еще этот материал не проходили. Зачем ты пытаешься бежать впереди паровоза, Алексей?
Я разозлился на себя за допущенную небрежность, но отступать было поздно.
– Я для себя, для души. Факультативно, – пролепетал я. Клавдия Сергеевна подперла подбородок двумя руками и посмотрела на меня с интересом исследователя насекомых:
– Алеша, у тебя все хорошо? Уже конец учебного года, может, ты переутомился?
Я мысленно затрясся, не замечая, что на самом деле трясусь от страха. У меня в голове что-то переклинило и я, словно выйдя на новый уровень самосознания, широко улыбаясь, сказал:
– Бог любит число пи, и поэтому мне повезло.
Клавдия Сергеевна, услышав эти слова, вздрогнула, сняла роговые очки и размытым взглядом посмотрела в мою сторону.
Алеша, давай сходим в медпункт на первый этаж, – каким-то робким голосом сказала классная руководительница.
Эти слова вызвали у меня еще более широкую улыбку. Навалившееся неизвестно откуда просветление начисто лишило меня робости. Я оценивающим взглядом смерил учительницу и с какойто незнакомой мне самому взрослой интонацией спросил:
– Клавдия Сергеевна, ответьте мне честно, почему вы не замужем?
Математичка побелела и окаменела. На мгновение она показалась мне памятником самой себе. Точнее, бюстом.
– Ты уверен, что вправе задавать мне такие вопросы? – тихо поинтересовалась она. В ее словах не было никакой заносчивости или негодования. Она действительно хотела удостовериться в моем праве вести этот разговор.
– Конечно, – уверенно сказал я. – Вы моя классная руководительница, практически вторая мать. Мне далеко не безразлична ваша судьба.