Соблазн быть счастливым
Шрифт:
Эта мысль заставляет меня довольно улыбнуться, и я начинаю накрывать на стол, пока Эмма нарезает курицу. Кухня наполняется ароматами мяса и картошки, и я вдруг отдаю себе отчет, что в последние сорок восемь часов все мое пропитание составляли лишь баночка «Симменталя» [15] , один апельсин, пакетик крекеров и бутылка вина. Негусто для моего старого измученного организма.
– А этого нету дома? – спрашиваю я внезапно.
Она становится серьезной.
– К счастью, нету.
15
«Симменталь» –
Я стараюсь изо всех сил, чтобы аккуратно накрыть на стол, и, закончив, передаю ей тарелки, в которые она накладывает нам еду. Когда мы садимся за стол, мы выглядим как отец с дочерью, ужинающие самым обычным образом, а не как две неприкаянные души, пытающиеся в меру своих сил справиться с бурей.
Даже не знаю почему, но я рассказываю ей о Катерине:
– У моей жены был любовник.
Она поднимает на меня глаза.
– Я только что узнал, мне сказала моя дочь.
– А сам ты никогда не замечал?
– Нет. А может и да, и притворялся, что не вижу.
Не знаю, что у нас установились за отношения и по какой непонятной причине у меня возникает желание рассказывать о моих личных делах женщине, с которой я едва знаком. Точно так же мне неясно, с чего вдруг ей кажется приятным проводить время со мной.
– Со стороны мне казалось, что ты больше доволен жизнью, – замечает она.
Ну конечно, все самое интересное в человеке видишь как раз со стороны, внутри можно найти только кровь, кишки и сожаления. Ничего особенно привлекательного.
– Я доволен. Или, лучше сказать, каждый день бьюсь за то, чтобы быть довольным.
– Ты молодец, мне кажется, что я делаю с точностью до наоборот.
Я готовлюсь вонзить зубы в куриное крылышко, когда неожиданно появляется Вельзевул, просочившийся, как обычно, сквозь узкую щель приоткрытого в гостиной окна.
– А, смотрите-ка, кто к нам пожаловал, проныра из проныр! – восклицаю я, едва заметив, как его мордочка заглядывает в дверь кухни.
Два дня он где-то пропадал и шатался по каким-то одному ему известным делам, а теперь, когда тут оказалась курочка, чтобы положить на зубок, он решил заявиться. Эмма протягивает ему кусочек – стремительно дернув головой, он хватает его и проглатывает в одну секунду. После чего принимается активно тереться о ноги своей новой обожаемой пассии. Ко мне он не подходит – знает, что неправ, и не хочет слишком злоупотреблять ситуацией.
– Я решила бежать, – в какой-то момент произносит Эмма.
– Так значит, неправда, что ты делаешь все, чтобы быть недовольной. И куда ты отправишься?
– Уеду отсюда куда-нибудь: может быть, на север, к одной моей подруге, я с ней познакомилась несколько лет назад. В любом случае лишь бы подальше от него.
– А ребенок?
– Он узнает о нем, когда меня уже здесь не будет.
Я залпом вливаю в себя целый бокал вина. Полагаю, что жизнь – это женщина: когда ей нужно ткнуть тебя носом в твои ошибки, она говорит с тобой без обиняков. То, что моя жена столько времени мне врала и что Звева все еще сердится на меня, кажется мне сейчас пустяком по сравнению с гигантскими проблемами Эммы. Нужно поскорее научиться внимательно смотреть на жизнь других людей, и тогда пропадет желание несправедливо оплевывать свою собственную.
Если бы не было ребенка, все было бы значительно проще. Но в сложившейся ситуации он не согласится на развод. Я решаю сказать то, что думаю.
– Если ты в самом деле хочешь освободиться от него, тебе следовало бы серьезным образом рассмотреть возможность аборта.
Она пристально смотрит на меня, и я выдерживаю ее взгляд. Мне очень жаль, Эмма, но этот старый мерзавец, которого ты видишь перед собой, решил, что не будет просто улыбаться как ни в чем не бывало и делать вид, что его это не касается.
– Раз уж тут речь о его ребенке, он никогда не оставит тебя в покое, – добавляю я.
Она опускает голову. Я уже был готов к вспышке гнева с ее стороны, даже к тому, что она просто встанет и уйдет, но она ничего этого не делает: вместо этого она берет Вельзевула за шкирку и сажает его к себе на колени.
– Ты прав, – заявляет она, гладя его по загривку, – это было бы самым правильным решением.
– Нет, правильным я бы не сказал, я бы назвал его разумным. Только отказавшись от ребенка, ты можешь надеяться и вправду расстаться с ним.
Вельзевул начинает мурчать, и мое внимание на мгновение переключается на него. Что сказать, я давно понял, что завидую самым невероятным существам типа игрушечных монстров или котов – короче говоря, любым созданиям, у которых степень возлагаемой на них ответственности равна нулю.
– Я это знаю. Но я не уничтожу своими руками то единственное хорошее, что случилось в моей жизни!
– И хорошо, но я должен был тебе это сказать.
Попробуйте покопаться в жизни других людей, проникнуть в их так никогда и не сбывшиеся желания, в их сожаления, упущенные возможности и ошибки. Единственное, чего вы там никогда не найдете: детей.
– Мне бы хотелось познакомиться с твоей семьей.
Она обладает способностью перескакивать с одной темы на другую в мгновение ока.
– Они здесь не появляются, – тут же отзываюсь я.
– Как так?
– Ну, это был дом их матери, слишком тяжелые воспоминания.
– А как же ты?
– Я умею справляться с воспоминаниями: нужно просто запереть их в кладовке.
Эмма весело прыскает со смеху и в который раз поражает меня своей красотой, так что я снова спрашиваю себя: почему ей нужно проводить свое время на неприглядной стариковской кухне, а не где-то там, в мире, ожидающем ее снаружи? Потому что, к сожалению, существуют люди, считающие, что они могут обладать другими людьми.
– Ты слишком красивая, чтобы проводить всю оставшуюся жизнь с подобным типом, – утверждаю я с горячностью.
Она становится серьезной и, слегка покраснев, отвечает:
– Он думает, что я – его собственность. И он настолько уверен в этом, что сумел убедить даже и меня.
Я качаю головой.
– Никто не может быть чьим-то, Эмма.
– Да, теперь я это знаю.
Вельзевул неуловимым движением соскальзывает с ее коленей и удаляется по направлению к гостиной. Может, он собирается вернуться к кошатнице – все равно здесь он уже получил все что хотел. Эмма поднимается с места и говорит: