Соблазн в жемчугах
Шрифт:
Она поддалась этому желанию, хотя ей и было больно. Но напряжение все нарастало и нарастало, пока не достигло вершины, после которой неожиданно наступили тишина и покой. Стали видны звезды в небе и цветы вокруг них и слышно его глубокое дыхание.
– Нам надо идти.
Его голос был ровным и спокойным. Слишком реальным.
– Иди. Я пока не хочу.
Она смотрела на звезды, вдыхала аромат цветов и постепенно приходила в себя. И
«Настало время осуществить наш брак» – так он сказал и… сделал. А она ему это позволила. И даже не слишком противилась. Во всяком случае, недостаточно. Замуж она, возможно, вышла не по своей воле, но сегодня ночью явно не возражала. Он знал, что она этого не хочет, но сумел соблазнить ее и сделать так, что она захотела.
Сегодня она предала не только себя, но и своего отца, свой дом и людей, которые так много значили в ее жизни. Однако мысль о последствиях этого импульсивного акта все еще была где-то на периферии сознания. Пока она чувствовала только апатию и расслабленность.
Очень скоро она поймет всю полноту своего поражения. Может, завтра или еще раньше. Той жизни, о которой она мечтала, у нее уже не будет.
Он встал и начал одеваться.
– Здесь сыро. Ты можешь простудиться. Вставай. – Он протянул ей руку.
Она схватила свою одежду, прижала к себе и встала. Собственная нагота казалась ей глупой и скандальной. Она постаралась быстро просунуть руки в рукава сорочки и платья. Он повернул ее к себе спиной и застегнул крючки. Потом, взяв за руку, повел ее обратно к террасе. Она бросила взгляд на окна. Неужели слуги действительно разошлись по своим комнатам? Но они наверняка догадывались, что происходит, даже если ушли. Ведь ее не было два года. Их хозяин должен был взять то, что ему полагалось по закону.
Она была рада, что он молчал. Да и что он мог сказать? Однако к тому моменту, как они подошли к дверям ее комнаты, она начала злиться, потому что шок стал проходить.
Наклонившись, он поцеловал ее в щеку, и она не отстранилась.
– Я считаю, что сегодня ночью вы были не слишком честны, – сказала она, чтобы он не подумал, будто она не понимает, что произошло и почему.
– В этом виноват жемчуг. Он выглядел так соблазнительно на твоей белой коже, Верити, что я потерял голову.
Он снова ее поцеловал, и они разошлись по своим комнатам.
Значит, виноват жемчуг. Какая чушь.
Хоксуэлл проспал почти до полудня и проснулся в отличном расположении духа. Он приказал приготовить ему ванну и лежал в воде, пока она не остыла, потом оделся и спустился вниз. За завтраком он выслушал от дворецкого все деревенские новости, одновременно размышляя о том, что скажет Верити, когда увидит ее.
Он не считал необходимым извиняться. В конце концов, она его жена. Но он был с ней не так осторожен, как намеревался, и это было странно.
Обычно в таких случаях он хвалил себя за то, что не терял над собой контроль. Но сегодня
Он подозревал, что накал страстей, которые он испытал, свидетельствовал о том, что он не был осторожен. У него не было опыта близости с девственницами, но он отлично понимал, что с ними надо вести себя совсем не так, как с опытными женщинами.
Позавтракав, он отправился к Верити. Он решил, что сегодня можно и постучаться. Никто не ответил. Его настроение уже не было столь благодушным. К тому же, наконец, всплыли детали его ночного поведения. Весьма вероятно, что ему может быть оказан более чем холодный прием.
Дверь все же открылась, но на пороге стояла не Верити, а светловолосая девушка. В руках она держала вчерашнее платье Верити и иголку с ниткой.
– Миледи здесь нет, сэр. Она ушла до моего прихода.
Но внизу Верити тоже не оказалось. Она опять сбежала – была его первая мысль. Он попытался навязать ей поражение. Хуже того. Он вел себя неуклюже и под конец сделал ей больно. Своим побегом она дала ему знать, что между ними все кончено и она никогда не сдастся.
Стараясь подавить в себе ярость и вместе с тем беспокойство, Хоксуэлл послал за Криппином и миссис Брэдли. Ожидая, когда они придут, он мысленно сочинял письмо, которое пошлет Саммерхейзу, и другое, более строгое – Дафне Джойс. Только когда Криппин и миссис Брэдли прибежали в библиотеку, он понял, что не может больше сдерживаться.
– Я хочу знать, что моя жена делала сегодня утром, – кричал он. – Расспросите слуг, поговорите с конюхами. Делайте все, чтобы узнать, куда она уехала.
Криппин взглянул на миссис Брэдли. Миссис Брэдли съежилась.
– Милорд, – осмелился Криппин, – леди Хоксуэлл проснулась рано, спустилась вниз и попросила принести ей чай. Потом она вышла из дома. Сейчас она в саду. Я только что ее видел. Думаю, она все это время провела в саду.
В саду. Ну конечно.
Чувствуя себя идиотом, Хоксуэлл вышел на террасу.
Он заметил ее в дальнем углу сада, где дикая природа отвоевала себе большой участок. На Верити было голубое платье и шляпка – те самые, в которых он впервые увидел ее в Камберуорте. Она то наклонялась, то выпрямлялась…
Он направился к ней. Садовник подстригал кусты самшита около террасы. Рядом была клумба со сломанными цветами, глядя на которую легко было понять, что произошло. Хоксуэлл мог голову дать на отсечение, что на клумбе видны отчетливые отпечатки женской головы, плеч и бедер.
– Эту клумбу надо всю скосить, Сондерс. Сондерс перестал подстригать куст и поклонился.
– Я начал этим заниматься, милорд, но миледи мне запретила. Она сказала, что нет вреда в том, чтобы срезать цветок, но если срезать все растение до корня в это время года, оно погибнет. Так она сказала.
– И это действительно так?
Сондерс кивнул.
– Она сказала, что бедные растения не должны страдать из-за небрежности какого-то идиота.
– А еще она что-нибудь сказала?